Не помню, кто первым, пленившись звучанием переводных стихов, восторженно назвал их фактом русской поэзии. Теперь это выражение по вине наших замечательных переводчиков потеряло свежесть, и мы уже не замечаем в нем метафору. Великолепный перевод Бунина «Песни о Гайавате» не спутаешь с созданиями русского национального духа. «Фауст» в переводе Пастернака не отнесешь к русской литературе. Но есть такие переводы, которые никак не назовешь по-иному, как фактом русской поэзии в буквальном значении этих слов. Среди двадцати девяти басен Крылова, написанных на сюжеты Лафонтена, «Волк и Ягненок» самая близкая к тексту французского автора. Степень этой близости показалась В. А. Жуковскому столь высокой, что в положительном отзыве на издание первых крыловских басен он счел за лучшее ни словом не обмолвиться о лучшей из них. На поверхности умолчание Жуковского может представиться резонным, ведь пафос отзыва заключался в том, что «Крылов точно заслуживает имя стихотворца оригинального».
Среди двадцати девяти басен Крылова, написанных на сюжеты Лафонтена, «Волк и Ягненок» самая близкая к тексту французского автора. Степень этой близости показалась В. А. Жуковскому столь высокой, что в положительном отзыве на издание первых крыловских басен он счел за лучшее ни словом не обмолвиться о лучшей из них. На поверхности умолчание Жуковского может представиться резонным, ведь пафос отзыва заключался в том, что «Крылов точно заслуживает имя стихотворца оригинального».