Зжать тект до 200 слов. я как безумный выскочил на крыльцо, прыгнул на своего черкеса, которого водили по двору, и пустился во весь дух по дороге в пятигорск. я беспощадно погонял измученного коня, который, храпя и весь в пене, мчал меня по каменистой дороге. солнце уже спряталось в черной туче, отдыхавшей на гребне западных гор; в ущелье стало темно и сыро. подкумок, пробираясь по камням, ревел глухо и однообразно. я скакал, задыхаясь от нетерпенья. мысль не застать уже ее в пятигорске молотком ударяла мне в сердце! – одну минуту, еще одну минуту видеть ее, проститься, ее я молился, проклинал, плакал, нет, ничто не выразит моего беспокойства, при возможности потерять ее навеки вера стала для меня дороже всего на свете, дороже жизни, чести, счастья! бог знает, какие странные, какие бешеные замыслы роились в голове и между тем я все скакал, погоняя беспощадно. и вот я стал замечать, что конь мой тяжелее дышит; он раза два уж спотыкнулся на ровном оставалось пять верст до ессентуков, казачьей станицы, где я мог пересесть на другую лошадь. все было бы если б у моего коня достало сил еще на десять минут! но вдруг, поднимаясь изнебольшого оврага, при выезде из гор, на крутом повороте, он грянулся о землю. я проворно соскочил, хочу поднять его, дергаю за повод – напрасно; едва слышный стон вырвался сквозь стиснутые его зубы; через несколько минут он издох; я остался в степи один, потеряв последнюю надежду. попробовал идти пешком – ноги мои подкосились; изнуренный тревогами дня и бессонницей, я упал на мокрую траву и, как ребенок, заплакал. и долго я лежал неподвижно, и плакал, горько, не стараясь удерживать слез и рыданий; я думал, грудь моя разорвется; вся моя твердость, все мое хладнокровие – исчезли, как дым. душа обессилела, рассудок замолк, и если б в эту минуту кто-нибудь меня увидел, он бы с презрением отвернулся. когда ночная роса и горный ветер освежили мою горящую голову и мысли пришли в обычный порядок, то я понял, что гнаться за погибшим счастием бесполезно и безрассудно. чего мне еще надобно? – ее видеть? – зачем? не все ли кончено между нами? один горький прощальный поцелуй не обогатит моих воспоминаний, а после него нам только труднее будет расставаться. мне, однако, приятно, что я могу плакать! впрочем, может быть, этому причиной расстроенные нервы, ночь, проведенная без сна, две минуты против дула пистолета и пустой желудок. все к лучшему! это новое страдание, говоря военным слогом, сделало во мне счастливую диверсию. плакать здорово; и потом, вероятно, если б я не проехался верхом и не был принужден на обратном пути пройти пятнадцать верст, то и эту ночь сон не сомкнул бы глаз моих

mrrosslanp0aahw    2   22.05.2019 07:10    2