Был тихий, кроткий вечер, один из тех грустных вечеров бабьего лета, когда всё вокруг так цветисто и так заметно бледнеет с каждым часом, а земля уже истощила все свои сытные, летние запахи, пахнет только холодной сыростью, воздух же страшно прозрачен, и в красноватом небе суетно мелькают галки, возбуждая невеселые мысли. Каждый звук кажется громким, заставляет опасливо вздрогнуть, но, вздрогнув, снова замираешь в тишине- она обняла всю землю и наполняет грудь.
В такие минуты родятся особенно чистые, легкие мысли, но они тонки, прозрачны, словно паутина, и неуловимы словами. Они вспыхивают и исчезают, быстро обжигая душу, печально ласкают её, тревожат, и тут она кипит, плавится, принимая форму на всю жизнь, и тут создается её лицо.
Был тихий, кроткий вечер, один из тех грустных вечеров бабьего лета, когда всё вокруг так цветисто и так заметно бледнеет с каждым часом, а земля уже истощила все свои сытные, летние запахи, пахнет только холодной сыростью, воздух же страшно прозрачен, и в красноватом небе суетно мелькают галки, возбуждая невеселые мысли. Каждый звук кажется громким, заставляет опасливо вздрогнуть, но, вздрогнув, снова замираешь в тишине- она обняла всю землю и наполняет грудь.
В такие минуты родятся особенно чистые, легкие мысли, но они тонки, прозрачны, словно паутина, и неуловимы словами. Они вспыхивают и исчезают, быстро обжигая душу, печально ласкают её, тревожат, и тут она кипит, плавится, принимая форму на всю жизнь, и тут создается её лицо.