Бежит сломя голову слабая жертва народа. За ней – сотня охотников вплоть до зубов вооруженных, Тысяча жителей с вилами, рыцари лучшего рода, За теми и дети с рогатками, и поп в одеяниях черных…
В жажде томительной кровь возлиять великого Чуда – Трепещущей лани, коей рога воздымаются к самому небу. На одр костра одному из богов вознести в дар как блюдо И более не нуждаться ни в водах святых, ни в живительном хлебе.
Рыком невинную мать, ожидающую потомство, В тупик загоняют и стрелами метят ей в сердце. Видя лишь образ грехов своих с дьявола ростом, Кои отпустит за дар безвозмездный владыка бескрайней сей тверди.
Несется стремглав первородное божье создание, Истерзаны ноги, струится, стрелой взбудоражена, алая кровь… В глазах же и боль, и усталость, и страх, и понимание Близости скорой конца и безвременных снов.
В тяжелом бессилии лань изнывает, ослепленные - гонятся… Напрасны о чаде во чреве прекрасные грезы. Сломили ей светлую голову. Все торжествуют и на небо молятся. Лишь у Бога текут дальнозоркого горькие слёзы…
За ней – сотня охотников вплоть до зубов вооруженных,
Тысяча жителей с вилами, рыцари лучшего рода,
За теми и дети с рогатками, и поп в одеяниях черных…
В жажде томительной кровь возлиять великого Чуда –
Трепещущей лани, коей рога воздымаются к самому небу.
На одр костра одному из богов вознести в дар как блюдо
И более не нуждаться ни в водах святых, ни в живительном хлебе.
Рыком невинную мать, ожидающую потомство,
В тупик загоняют и стрелами метят ей в сердце.
Видя лишь образ грехов своих с дьявола ростом,
Кои отпустит за дар безвозмездный владыка бескрайней сей тверди.
Несется стремглав первородное божье создание,
Истерзаны ноги, струится, стрелой взбудоражена, алая кровь…
В глазах же и боль, и усталость, и страх, и понимание
Близости скорой конца и безвременных снов.
В тяжелом бессилии лань изнывает, ослепленные - гонятся…
Напрасны о чаде во чреве прекрасные грезы.
Сломили ей светлую голову. Все торжествуют и на небо молятся.
Лишь у Бога текут дальнозоркого горькие слёзы…