Нужно сжать изложение до 80-100 слов. Это случилось в последние дни великой войны на одном из участков Одерской равнины. Наши и вражеские войска располагались очень близко, почти вплотную, и разделяла их лишь невысокая длинная дамба, к штурму которой мы готовились. На участке неожиданно наступило временное затишье.
Темной весенней ночью, обманутая тишиной, по дамбе ринулась толпа бежавших из концлагеря. Днем они где-то отлеживались, а ночью побежали по дамбе, ища
Гитлеровцы, услышав топот и хриплое дыханье, открыли стрельбу. Засверкали бешеные вспышки пулеметных очередей. Раздались отчаянные крики женщин. Прозвучали запоздалые выстрелы, и снова наступила тишина.
На рассвете началась перестрелка. Заухали пулеметы, и загрохотала вражеская артиллерия. Завязывался бой.
Наша сторона все приготовила к взрыву дамбы, но вдруг в телефонной трубке послышался голос лейтенанта:
прекратить огонь! На дамбе живой ребенок!
Командир батальона приник к биноклю. Прямо против нас стоял на дамбе всклокоченный босоногий мальчишка в белой рубашонке. На вид ему было не более трех лет. Он посмотрел на солнце, потер глаза и медленно заковылял вдоль дамбы. Видимо, его сразу заметили. Через секунду командир отдал приказ:
— Немедленно прекратить огонь!
В чистое утреннее небо взлетели ракеты, рации передали слова приказа на батареи. Вся связь участка лихорадочно передавала приказ: -прекратить огонь.
Неизвестно, что шевельнулось в это мгновение в душах наших врагов: то ли предчувствие близкого конца, сознание обреченности и тоска по оставленным детям, то ли остатки человечности и свойственная даже злобным зверям жалость к бес детенышам, но они вслед за нами прекратили огонь по всей линии.
Мальчишка в белой рубашонке медленно ковылял по дамбе, и перед ним медленно отступала смерть. Смолкли винтовки, автоматы и пулеметы. Угас огонь с близких дистанций. Внезапно прекратилась канонада. Наступила неожиданная, странная тишина.
Из глубоких окопов по обе стороны дамбы начали подниматься солдаты. Одни серьезно и строго, другие недоуменно, третьи растерянно следили за шагающим по дамбе ребенком. На него, несмышленого мальчишку, с обеих сторон были наведены все бинокли, все стереотрубы, все оптические прицелы. Тысячи черных от дыма и копоти, небритых, ожесточенных в непрерывных боях людей, не сводя глаз, смотрели на него, беззащитного, слабого, а он, никому не известный, босой, открытый всем смертям, неуклюже переваливаясь с ноги на ногу, шагал и шагал меж дулами винтовок, меж хищными рылами пулеметов, уходя туда, где всходило огромное весеннее солнце, озаряющее изрытую воронками равнину, тающие клочья дыма, земляные брустверы бесконечных окопов, в которых недвижимо, немо стояли тысячи безмолвных солдат…