Можно ли для этого текста поставить проблему "чему учат детские воспоминания? " алексей всерьез и долго увлекался биологией, со школьных лет занимаясь в клубе юных биологов при местном университете, в который и поступил, и проучился два года, а потом внезапно прежнюю учебу и увлечения оставил навсегда. повод, казалось, был совсем смешным: стеклянная литровая банка с борщом и обычный кипятильник. в университете, на кафедре, алексей был человеком своим и однажды в час неурочный зашел в один из кабинетов, где и увидел эту самую банку с борщом и торчащим из нее кипятильником, а рядом – хлеб ломтями. борщ закипал, распространяя запах, этому кабинету несвойственный. за столом возле банки сидел заведующий кафедрой, любимый и уважаемый профессор. алексей смутился: он зашел не ко времени, да и спросил некстати: "столовая наша не работает? " - "работает, – ответил профессор, – но так дешевле". опомнившись, алексей тут же ушел. за ним, закрываясь на ключ, щелкнула дверь. вначале был стыд оттого, что зашел некстати. но потом в голове появилось иное, о нем стало думаться. алексей хоть и жил в семье, обеспеченной материнскими , но видел, что происходит в городе и стране. бедность, безработица, нищенские зарплаты и пенсии, которых порою месяцами не . в студенческую столовую алексей даже не заглядывал, зная, что там кормят пусть и дешево, но ужасно: пустые супы да каши. и кормятся там студенты сельские, из общаги. но даже эта нищенская студенческая столовая профессору, оказывается, не по карману. у него ведь семья, дети. а для себя – этот борщ в стеклянной банке, принесенный из дома, ломти хлеба… когда молодые лаборантки кое-как перекусывают на работе, это еще понятно. но профессор… алексей был уязвлен и даже поражен, у него будто глаза широко открылись, чтобы он мог ясно увидеть нынешнее и завтрашний день. чужой и свой собственный. вот он – живой пример: долгие годы трудов, стараний. ведь у этого профессора вначале было молодое стремление, какой-то дар, потом институт, аспирантура, кандидатская диссертация, потом докторская – это все годы и годы, труды и труды. забрался, поднялся на вершину, о которой мечталось смолоду. в глазах, в голове алексея словно фотографический снимок остался, и его можно было разглядывать: немолодой усталый человек в стоптанных дешевых башмаках, в заношенном костюме. все это – обтерханные сорочки, давно из моды вышедшие галстуки, застиранные носки, запах плохого одеколона, – все это виделось раньше, но собралось воедино лишь теперь. и еще – эта стеклянная банка с борщом. вот он – венец жизни. а что ему говорят , этому профессору? а если и не говорят, то что думают. удивленной матери он сказал: – я не буду там учиться, я не хочу быть нищим профессором. – но, милый… – пыталась она его отговаривать. – это – временное. в конце концов, потом, когда-нибудь, все устроится. и тебе ведь это нра вится. – мне не нравится быть нищим, – твердо ответил алексей. – я хочу жить достойно. и не сидеть вечно на твоей шее. ты можешь и не выдер жать. мы ведь растем, тяжелеем, как и наши запросы. а отец плечами: – рационально… на сегодняшний день. – и, вздохнув, добавил: – но скучно. алексей спорить с отцом не стал, потому что не хотел обижать его: отец – тот же профессор, но кто его кормит? уже тогда, в возрасте молодом, двадцатилетнем, алексей все сделал по-взрослому: перешел в университете на факультет ; еще учась, стал матери в ее делах; потом недолго стажировался в германии, а вернувшись, теперь уже основательно начал работать в "хабаровском" концерне. сейчас он занимался новым для хабаровых делом – заводом по производству детского питания, запустить который должны были уже следующим летом. а что до увлечения прежнего, молодого, то алексей его оставил сразу и навсегда, с холодной рациональностью умного человека; а если что-то на первых порах и вспоминалось, то сразу вызывал в памяти ту самую профессорскую банку с борщом и кипятильником, из нее торчащим. эта банка разом стирала любые добрые воспоминания, оставляя в душе лишь жалость к тому человеку, который сидел возле банки, ко многим и многим. и слава богу, что он вовремя понял и его миновала чаша сия. теперь уже на всю жизнь. и потому музей в шкафу, дверцу которого распахнул младший брат, – все эти тетради, альбомы, собрание засохших цветов и листьев, мертвых жучков и мух, бабочек – если и тронул алексея, то лишь на мгновенье. – все это – детство, илюша, – повторил он. – и оно давно кончи лось. выкинуть надо. а может, и не надо… – смягчился он. – постареем, снова в детство впадем, будем вспоминать старое. или займемся всерьез. как шлиман, на старости лет. у него ведь получилось: золото трои нашел. а чем я хуже? – рассмеялся он.

ReichMan    1   30.06.2019 22:10    2