С тобой трудно общаться: ты в разговоре скачешь, как заяц, с одного на другое…
То как зверь она завоет, То заплачет, как дитя.
Ветер рванется в двойные рамы,завоет, как зверь, потрясая вьюшками.
Утром сверкают, как алмазы, капельки утренней росы в лучах сентябрьского солнца.
Мы жили очень скромно, и, чтобы как-то сводить концы с концами, отец работал как вол.
А сама-то величава, выступает, будто пава; а как речь-то говорит, словно реченька журчит
От страха он словно окаменел: лежит, как бревно, ни руки, ни ноги поднять не может.
Качаешься, как маятник на качелях, взад-вперёд.
Приятная внешность притягивает, как магнит, а иногда даже творить чудеса.
Они видятся, пока спишь, и исчезают как дым при пробуждении.
С тобой трудно общаться: ты в разговоре скачешь, как заяц, с одного на другое…
То как зверь она завоет, То заплачет, как дитя.
Ветер рванется в двойные рамы,завоет, как зверь, потрясая вьюшками.
Утром сверкают, как алмазы, капельки утренней росы в лучах сентябрьского солнца.
Мы жили очень скромно, и, чтобы как-то сводить концы с концами, отец работал как вол.
А сама-то величава, выступает, будто пава; а как речь-то говорит, словно реченька журчит
От страха он словно окаменел: лежит, как бревно, ни руки, ни ноги поднять не может.
Качаешься, как маятник на качелях, взад-вперёд.
Приятная внешность притягивает, как магнит, а иногда даже творить чудеса.
Они видятся, пока спишь, и исчезают как дым при пробуждении.