Не бьют барабаны, не пыжатся дудки, и знамён не колышется строй. Ещё я как-то увидел в подвале кран, из которого текла вода, и стал бояться скорого наводнения. Лес — это дом для человека, даже больше, чем дом, и правила поведения в нем, уважение к его жителям должны быть не менее строгими, чем в собственном доме. Когда я тебя искал с братом юркой, ты была хилая,тоненькая. Добротой, безграничным доверием и лаской — чувствами всегда неотразимыми, если между ними не втёрлось подхалимство, каковое может потом, постепенно, превратить всё в ложное — и доброту, и доверие, и ласку. В сумерки, когда стало трудно различать лица прохожих на улице, он встал, подошёл ко мне — я в это время сидел на диване, у другого стола, — и вдруг опустил мне на колени свою тяжёлую голову.
1 Когда матушка улыбалась, как ни хорошо было ее лицо, оно делалось несравненно лучше, и кругом все как будто веселело. 2 Он ученой музыки не любил, и откровенно говорил, что сонаты Бетховена нагоняют на него сон и скуку. 3 Это заметно было по его сдвинутым бровям и по тому, как он сердито швырнул свой сюртук в комод... 4 Когда родилась матушка и понадобилась няня, они эту обязанность возложили на Наташку. 5 Она не только никогда не говорила, но и не думала, кажется, о себе, вся жизнь ее была любовь и самопожертвование. 6 Она одной рукой берет меня за шею, и пальчики ее быстро шевелятся и щекотят меня
Ещё я как-то увидел в подвале кран, из которого текла вода, и стал бояться скорого наводнения.
Лес — это дом для человека, даже больше, чем дом, и правила поведения в нем, уважение к его жителям должны быть не менее строгими, чем в собственном доме.
Когда я тебя искал с братом юркой, ты была хилая,тоненькая.
Добротой, безграничным доверием и лаской — чувствами всегда неотразимыми, если между ними не втёрлось подхалимство, каковое может потом, постепенно, превратить всё в ложное — и доброту, и доверие, и ласку.
В сумерки, когда стало трудно различать лица прохожих на улице, он встал, подошёл ко мне — я в это время сидел на диване, у другого стола, — и вдруг опустил мне на колени свою тяжёлую голову.