Да, он мне снится, этот город и видимо не раз, не два Доказывать я буду в спорах, что он красивей, чем Москва!
И в стороне сибирской дальней, мне помнится родимый дом И то, что факелы Ростральных А впрочем нет, я о другом. Я вижу городок на Волге в полукольце плешивых гор В тот очень тяжкий, очень долгий 42-ой военный год. Линялые шатрами крыши, стада бредущие в пыли Сюда блокадных ребятишек из Ленинграда привезли. Ведь больше года голодали, им дали мяса, масло дали. Они ж, шатаясь как в бреду за завтраком недоедали, В обед опять недоедали, за ужином недоедали, на завтра прятали еду. Они не оставляли крошек, тихи, глазасты и худы, Они рассматривали кошек лишь как запас живой еды. И падали при каждом шаге. И молча плакали в тиши. Но кто-то детям дал бумагу и заточил карандаши. И вот на четвертушках мятых, стал робко возникать на свет Не точный, памятный, крылатый, неповторимый силуэт - Бессмертный шпиль Адмиралтейства, его нагую простоту Чертило раненое детство, мусоля грифели во рту
Да, он мне снится этот город и видимо не раз, не два Доказывать я буду в спорах, что он красивей, чем Москва! И вновь и вновь при трудном шаге я вспомню это, Тишь палат, детей, и на листках бумаги, рисунок, Точно текст присяги, тебе на верность ЛЕНИНГРАД.
Да, он мне снится, этот город и видимо не раз, не два
Доказывать я буду в спорах, что он красивей, чем Москва!
И в стороне сибирской дальней, мне помнится родимый дом
И то, что факелы Ростральных А впрочем нет, я о другом.
Я вижу городок на Волге в полукольце плешивых гор
В тот очень тяжкий, очень долгий 42-ой военный год.
Линялые шатрами крыши, стада бредущие в пыли
Сюда блокадных ребятишек из Ленинграда привезли.
Ведь больше года голодали, им дали мяса, масло дали.
Они ж, шатаясь как в бреду за завтраком недоедали,
В обед опять недоедали, за ужином недоедали, на завтра прятали еду.
Они не оставляли крошек, тихи, глазасты и худы,
Они рассматривали кошек лишь как запас живой еды.
И падали при каждом шаге. И молча плакали в тиши.
Но кто-то детям дал бумагу и заточил карандаши.
И вот на четвертушках мятых, стал робко возникать на свет
Не точный, памятный, крылатый, неповторимый силуэт -
Бессмертный шпиль Адмиралтейства, его нагую простоту
Чертило раненое детство, мусоля грифели во рту
Да, он мне снится этот город и видимо не раз, не два
Доказывать я буду в спорах, что он красивей, чем Москва!
И вновь и вновь при трудном шаге я вспомню это,
Тишь палат, детей, и на листках бумаги, рисунок,
Точно текст присяги, тебе на верность ЛЕНИНГРАД.