Сочинение о поездки гайдена в , плз скорее нужно

Гайдн внимательно прислушивался к музыкальной жизни Лондона. Поистине громадное впечатление произвел на него торжественный фестиваль, посвященный музыке Генделя. Этот фестиваль («Commemoration of Handel») явился последним такого рода в XVIII столетии. Концерты фестиваля состоялись 23, 26 и 28 мая и 1 июня в Вестминстерском аббатстве при участии более тысячи исполнителей. Прозвучали оратории Генделя «Израиль в Египте» и «Мессия», отрывки из других ораторий, а также ряд инструментальных сочинении. Обстановка громадного готического собора, стечение публики (включая королевский двор) чрезвычайно усилили впечатление. В последнем из концертов, когда раздались звуки «Аллилуйя» и когда присутствующие, по традиции времен Генделя, поднялись со своих мест, Гайдн почувствовал себя потрясенным до глубины души. Со слезами на глазах Гайдн воскликнул, восторгаясь музыкой Генделя: «Он учитель всех нас!». Будучи и раньше знаком с музыкой Генделя, Гайдн теперь особенно высоко оценил ее. Несомненно, это развитию ораториального творчества Гайдна.

Написанная, согласно контракту, в 1791 году последняя опера Гайдна «Душа философа» (на итальянский текст Карло Франческо Бадини) использовала миф об Орфее и, в отличие от других опер Гайдна, оканчивалась трагически: Эвридпка оставалась в царстве Аида, а Орфей выпивал предложенный ему вакханками напиток смерти. Опера в Англии поставлена не была, хотя Гайдн и получил причитающийся ему гонорар. Автограф ее был обнаружен в Берлине в начале 50-х годов нашего века.

В конце июня 1791 года состоялось знакомство Гайдна с Ребеккой Шрётер, вдовой умершего в 1788 году пианиста Иоганна Самуэля Шрётера. Это знакомство вскоре перешло во взаимную привязанность и духовную близость. Подобно Марианне Генцингер, Шрётер очень ценила музыку Гайдна. Более того, она страстно полюбила его. Характерно, что Гайдн вписал в свои дневники двадцать два письма Шрётер на английском языке.

Эти письма характеризуют нежную заботливость Шрётер, ее тоску о Гайдне и тревогу о его здоровье. Было нечто невыразимо трогательное и щемяще печальное в этой привязанности двух стариков. Печальное - потому, что время, обстоятельства и расстояние разлучили их впоследствии навсегда. И сколь бы ничтожно мало ни знаем мы о чувствах Гайдна к Шрётер, сколь бы ни приходилось нам гадать о них - черты волнующей романтики этого недолгого знакомства вряд ли подлежат сомнению.

Около пятнадцати лет спустя Гайдн, показывая Дису переписанные им в дневник письма Шрётер, пояснил с улыбкой: «Письма одной английской вдовы в Лондоне, которая меня любила; хотя и уже шестидесяти лет от роду, она была еще красивой и любезной женщиной, на которой бы я, будь тогда холостяком, очень легко бы женился»

Летом 1791 года Гайдн посетил Оксфорд, где был 8 июля торжественно возведен в сан доктора музыки honoris causa. Это произошло не без содействия уже упоминавшегося выше Чарлза Бёрни, который исключительно ценил Гайдна и старался всячески угодить ему. 8 июля вечером на концерте Гайдн появился в черной шелковой мантии и четырехугольной шапочке с кистями.

Дневник Гайдна, посвященный описанию оксфордской церемонии, к сожалению, не сохранился. Впоследствии Гайдн, как известно, был горд полученным званием и трезво оценивал преимущества положения в свете, которые это звание ему дало. Но, с присущим ему юмором, он смеялся над забавным и стеснительным обычаем, следуя которому ему пришлось целых три дня ходить по улицам в докторской мантии!

В июле же пришло от князя Антона Эстерхази предложение вернуться - для написания оперы к празднику. Гайдн, связанный контрактом с Саломоном, ответил почтительным отказом. Его беспокоили опасения возможной отставки, о чем он писал несколько позднее Марианне Генцингер. Но все обошлось благополучно: князь стерпел такое противодействие своей воле и не решился уволить всемирно знаменитого композитора. Более того, при последующей встрече с Гайдном он даже шутливо поблагодарил его за избавление от больших расходов на постановку оперы!

Наблюдая английскую жизнь и английские нравы, Гайдн делал в своих дневниках много заметок. Нередко они очень случайны и сводятся к одним лишь фактическим данным, самым разнообразным - от стоимости рубахи до конструкции английских кораблей. Подчас записывались и сведения, отражавшие наивное изумление (а то и порицание) «провинциала», впервые видящего свет, более блестящий и шумный, чем в Вене или Эстерхазе.

Но чаще всего Гайдн фиксирует в дневниках черты английского общества с большой меткостью и остроумием. Он высмеивает лицемерие, пустоту, разврат и пьянство высшего света. Недаром поэтому Гайдн произносит уничтожающий приговор английским светским женщинам. Он отмечает, что женщина, «будучи во Франции добродетельной девушкой и неверной-женой, а в Голландии неверной-девушкой и добродетельной женой, в Англии остается всегда проституткой».