Без отца Тиша рос, в бедности. Ни кола, ни двора, ни курицы. Только клин отцовской земли остался. По людям Тиша с матерью ходили. Маялись. И ниоткуда ни на какое счастье надёжи у них не было. Совсем мать с сыном руки опустили:
— Что делать? Как быть? Куда голову приклонить? В четыре ручья слезы текут, в два голоса голосят. И, есть от чего. Только вытьё и нытьё никогда делу не Так им и сказала одна старушоночка и присоветовала к кузнецу Захару сходить.
— Он, — говорит, — всё может. Даже счастье куёт. Как услыхала мать, к кузнецу кинулась:
— Захар, ты, сказывают, можешь моему злосчастному сыну счастье выковать! А кузнец ей:
— Что ты, вдова! Человек сам своему счастью кузнец. Посылай сына в кузницу. Может быть, и скуёт. Пришёл Тиша в кузницу. Потолковал с ним кузнец и говорит:
— Твоё счастье, парень, в золотом гвозде. Золотой гвоздь скуёшь, и он сам тебе счастье принесёт. Ты только пособляй ему.
— Дяденька, да я же отродясь не ковывал!
— И я, — говорит кузнец, — не кузнецом родился! Раздувай горн. Стал кузнец показывать, как мехами горн раздувать, как уголья подсыпать, как железо огнём мягчить, как клещами подковку брать. Не сразу у Тихона дело пошло. И руки ломит, и ноги болят. Спина вечером не разгибается. А кузнец за отца ему полюбился. Да и Тиша кузнецу по руке пришёлся. Не было у кузнеца сына, только дочь. Да и та такая бездельница — лучше не вспоминать. Откуда ей без матери рукодельницей быть? Ну, да не о ней пока речь. Пришло время — Тиша за молотобойца стал. Взял как-то кузнец старый шкворень и говорит:
— Теперь давай из него золотой счастливый гвоздь ковать. Ковал Тиша этот гвоздь неделю, другую, и с каждым днём гвоздь краше становился. На третью неделю кузнец говорит:
— Не перековать бы, Тихон! Счастье меру любит. Не понял Тиша, к чему такие слова кузнец говорит. Не до них ему было. Очень ему гвоздь полюбился. Глаз с него не сводит. Одно горько — угас золотой гвоздь. Остыл. Потемнел.
— Не горюй, Тиша, позолотеет! — говорит кузнец.
— А когда он позолотеет, дяденька Захар?
— Тогда позолотеет, когда ты дашь ему всё, что он просит.
— Ничего он, дяденька кузнец, не просит.
— А ты, Тиша, подумай. Неужели гвоздь для того выкован, чтобы без дела валяться?
— Это да, дяденька Захар. Гвоздь куда-нибудь вбить надо. Только во что, дяденька Захар, его вбить? У нас ни кола, ни двора, ни ворот, ни тына. Кузнец думал-думал, тёр-тёр лоб да и сказал:
— А ты вбей его в столб.
— А столб где взять?
— В лесу выруби да в землю вкопай.
— А я ведь сроду не рубливал, и топора у меня нет,
— Так ведь ты и не ковывал сроду, а вон какой гвоздь сковал. И топор скуёшь. И дерево им вырубишь. Опять засопел-задышал кузнечный мех, искры полетели. Не сразу, не с маху, а через три дня выковал себе парень топор, сам на топорище насадил и отправился в лес. Облюбовал Тиша сосенку и ну рубить! Не успел бедняга и кору пересечь, как схватил его лесник:
— Ты зачем, вор-разбойник, лес рубишь? Тиша на это по-хорошему ответил, кто он, и откуда, и для чего ему нужен сосновый столб. Лесник видит, что перед ним не вор, не разбойник, а вдовий сын, кузнеца Захара выученик.
— Вот что, — говорит, — коли тебя кузнец научил, как золотой гвоздь сковать, и я тебе Иди в лес, делянку выруби — за работу столб получишь. Делать нечего, пошёл Тиша в лес. День рубил, два рубил, на третий день делянку вырубил. Столб получил, на отцовскую землю его отнёс. А земля бурьяном-репейником заросла. Некому работать на ней было. Притащил Тиша столб, а вкопать его нечем.
— Да зачем тебе о лопате горевать! — говорит ему мать. — Гвоздь сковал, топор сковал — неужели лопатку не загнёшь? Дня не смастерил Тиша лопату. Глубоко вкопал столб, счастливый гвоздь вбивать стал. Невелик труд — гвоздь вбить, когда свой топор, а у топора такой обух, что плясать на нём можно. Вбил Тиша гвоздь и ждёт, когда он золотеть начнёт. День ждёт, два ждёт, а гвоздь не только не золотеет, а буреть начинает.
— Мамонька, глянь-ка, его ржа ест. Видно, он чего-то ещё просит. Надо к кузнецу сбегать. Прибежал к кузнецу, всё как есть рассказал, а тот на это и говорит:
— Не может быть гвоздь без дела вбит. Всякий гвоздь свою службу нести должен.
— А какую, дяденька Захар?
— Сходи к людям и погляди, как им гвозди служат. Пошёл Тиша по селу. Видит: одними гвоздями тёс пришивают, другими, самыми тоненькими, дрань на крышах прихватывают, на третьи, на самые большие, сбрую, хомуты вешают.
— Не иначе, мамонька, на наш гвоздь хомут повесить надо. Не то ржа всё моё счастье съест. Сказал так Тиша и отправился к шорнику.
— Шорник, как хомут заработать?
— Это плёвое дело. Поработай у меня до сенокоса, а от сенокоса— до снега. Вот тебе хомут и сбруя будут!
— Ладно, — говорит Тихон и остался у шорника. А шорник тоже из кузнецовой поры был. Утруждать Тишу не утруждал, но и без дела сидеть не давал. То колодки для хомутов велит пристрогать, то дровец наколоть, то десятину пропахать. Не всё сразу получалось.
— Что делать? Как быть? Куда голову приклонить? В четыре ручья слезы текут, в два голоса голосят. И, есть от чего. Только вытьё и нытьё никогда делу не Так им и сказала одна старушоночка и присоветовала к кузнецу Захару сходить.
— Он, — говорит, — всё может. Даже счастье куёт. Как услыхала мать, к кузнецу кинулась:
— Захар, ты, сказывают, можешь моему злосчастному сыну счастье выковать! А кузнец ей:
— Что ты, вдова! Человек сам своему счастью кузнец. Посылай сына в кузницу. Может быть, и скуёт. Пришёл Тиша в кузницу. Потолковал с ним кузнец и говорит:
— Твоё счастье, парень, в золотом гвозде. Золотой гвоздь скуёшь, и он сам тебе счастье принесёт. Ты только пособляй ему.
— Дяденька, да я же отродясь не ковывал!
— И я, — говорит кузнец, — не кузнецом родился! Раздувай горн. Стал кузнец показывать, как мехами горн раздувать, как уголья подсыпать, как железо огнём мягчить, как клещами подковку брать. Не сразу у Тихона дело пошло. И руки ломит, и ноги болят. Спина вечером не разгибается. А кузнец за отца ему полюбился. Да и Тиша кузнецу по руке пришёлся. Не было у кузнеца сына, только дочь. Да и та такая бездельница — лучше не вспоминать. Откуда ей без матери рукодельницей быть? Ну, да не о ней пока речь. Пришло время — Тиша за молотобойца стал. Взял как-то кузнец старый шкворень и говорит:
— Теперь давай из него золотой счастливый гвоздь ковать. Ковал Тиша этот гвоздь неделю, другую, и с каждым днём гвоздь краше становился. На третью неделю кузнец говорит:
— Не перековать бы, Тихон! Счастье меру любит. Не понял Тиша, к чему такие слова кузнец говорит. Не до них ему было. Очень ему гвоздь полюбился. Глаз с него не сводит. Одно горько — угас золотой гвоздь. Остыл. Потемнел.
— Не горюй, Тиша, позолотеет! — говорит кузнец.
— А когда он позолотеет, дяденька Захар?
— Тогда позолотеет, когда ты дашь ему всё, что он просит.
— Ничего он, дяденька кузнец, не просит.
— А ты, Тиша, подумай. Неужели гвоздь для того выкован, чтобы без дела валяться?
— Это да, дяденька Захар. Гвоздь куда-нибудь вбить надо. Только во что, дяденька Захар, его вбить? У нас ни кола, ни двора, ни ворот, ни тына. Кузнец думал-думал, тёр-тёр лоб да и сказал:
— А ты вбей его в столб.
— А столб где взять?
— В лесу выруби да в землю вкопай.
— А я ведь сроду не рубливал, и топора у меня нет,
— Так ведь ты и не ковывал сроду, а вон какой гвоздь сковал. И топор скуёшь. И дерево им вырубишь. Опять засопел-задышал кузнечный мех, искры полетели. Не сразу, не с маху, а через три дня выковал себе парень топор, сам на топорище насадил и отправился в лес. Облюбовал Тиша сосенку и ну рубить! Не успел бедняга и кору пересечь, как схватил его лесник:
— Ты зачем, вор-разбойник, лес рубишь? Тиша на это по-хорошему ответил, кто он, и откуда, и для чего ему нужен сосновый столб. Лесник видит, что перед ним не вор, не разбойник, а вдовий сын, кузнеца Захара выученик.
— Вот что, — говорит, — коли тебя кузнец научил, как золотой гвоздь сковать, и я тебе Иди в лес, делянку выруби — за работу столб получишь. Делать нечего, пошёл Тиша в лес. День рубил, два рубил, на третий день делянку вырубил. Столб получил, на отцовскую землю его отнёс. А земля бурьяном-репейником заросла. Некому работать на ней было. Притащил Тиша столб, а вкопать его нечем.
— Да зачем тебе о лопате горевать! — говорит ему мать. — Гвоздь сковал, топор сковал — неужели лопатку не загнёшь? Дня не смастерил Тиша лопату. Глубоко вкопал столб, счастливый гвоздь вбивать стал. Невелик труд — гвоздь вбить, когда свой топор, а у топора такой обух, что плясать на нём можно. Вбил Тиша гвоздь и ждёт, когда он золотеть начнёт. День ждёт, два ждёт, а гвоздь не только не золотеет, а буреть начинает.
— Мамонька, глянь-ка, его ржа ест. Видно, он чего-то ещё просит. Надо к кузнецу сбегать. Прибежал к кузнецу, всё как есть рассказал, а тот на это и говорит:
— Не может быть гвоздь без дела вбит. Всякий гвоздь свою службу нести должен.
— А какую, дяденька Захар?
— Сходи к людям и погляди, как им гвозди служат. Пошёл Тиша по селу. Видит: одними гвоздями тёс пришивают, другими, самыми тоненькими, дрань на крышах прихватывают, на третьи, на самые большие, сбрую, хомуты вешают.
— Не иначе, мамонька, на наш гвоздь хомут повесить надо. Не то ржа всё моё счастье съест. Сказал так Тиша и отправился к шорнику.
— Шорник, как хомут заработать?
— Это плёвое дело. Поработай у меня до сенокоса, а от сенокоса— до снега. Вот тебе хомут и сбруя будут!
— Ладно, — говорит Тихон и остался у шорника. А шорник тоже из кузнецовой поры был. Утруждать Тишу не утруждал, но и без дела сидеть не давал. То колодки для хомутов велит пристрогать, то дровец наколоть, то десятину пропахать. Не всё сразу получалось.