Вкаких баснях есть слова о музыке и ! кроме басни

ОСЕЛ И СОЛОВЕЙ  

Осел увидел Соловья  

И говорит ему: "Послушай-ка, дружище!  

Ты, сказывают, петь великий мастерище.  

Хотел бы очень я  

Сам посудить, твое услышав пенье,  

Велико ль подлинно твое уменье? "  

Тут Соловей являть свое искусство стал:  

Защелкал, засвистал  

На тысячу ладов, тянул, переливался;  

То нежно он ослабевал  

И томной вдалеке свирелью отдавался,  

То мелкой дробью вдруг по роще рассыпался.  

Внимало все тогда  

Любимцу и певцу Авроры*;  

Затихли ветерки, замолкли птичек хоры,  

И прилегли стада  

Чуть-чуть дыша, пастух им любовался  

И только иногда,  

Внимая Соловью, пастушке улыбался.  

Скончал певец. Осел, уставясь в землю лбом,  

"Изрядно, - говорит, - сказать неложно,  

Тебя без скуки слушать можно;  

А жаль, что незнаком  

Ты с нашим петухом;  

Еще б ты боле навострился,  

Когда бы у него немножко поучился",  

Услыша суд такой, мой бедный Соловей  

Вспорхнул - и полетел за тридевять полей.  

Избави бог и нас от этаких судей.  

СКВОРЕЦ  

У всякого талант есть свой;  

Но часто, на успех прельщаяся чужой,  

Хватается за то иной,  

В чем он совсем не годен.  

А мой совет такой:  

Берись за то, к чему ты сроден,  

Коль хочешь, чтоб в делах успешный был конец.  

Какой-то смолоду Скворец  

Так петь щегленком научился,  

Как будто бы щегленком сам родился.  

Игривым голоском весь лес он веселил,  

И всякий Скворушку хвалил.  

Иной бы был такой доволен частью;  

Но Скворушка услышь, что хвалят соловья, -  

А Скворушка завистлив был, к несчастью, -  

И думает: "Постойте же, друзья,  

Спою не хуже я  

И соловьиным ладом".  

И подлинно запел,  

Да только лишь совсем особым складом:  

То он пищал, то он хрипел,  

То верещал козленком,  

То непутем  

Мяукал он котенком;  

И, словом, разогнал всех птиц своим пеньем.  

Мой милый Скворушка, ну что за прибыль в том?  

Пой лучше хорошо щегленком,  

Чем дурно соловьем.  

КОШКА И СОЛОВЕЙ  

Поймала Кошка Соловья,  

В бедняжку когти запустила  

И, ласково его сжимая, говорила:  

"Соловушка, душа моя!  

Я слышу, что тебя везде за песни славят  

И с лучшими певцами рядом ставят.  

Мне говорит лиса-кума,  

Что голос у тебя так звонок и чудесен,  

Что от твоих прелестных песен  

Все пастухи, пастушки - без ума.  

Хотела б очень я сама  

Тебя послушать.  

Не трепещися так; не будь, мой друг, упрям  

Не бойся: не хочу совсем тебя я кушать.  

Лишь спой мне что-нибудь: тебе я волю дам  

И отпущу гулять по рощам и лесам  

В любви я к музыке тебе не уступаю  

И часто, про себя мурлыча, засыпаю".  

Меж тем мой бедный Соловей  

Едва-едва дышал в когтях у ней.  

"Ну, что же? - продолжает Кошка. -  

Пропой, дружок, хотя немножко".  

Но наш певец не пел, а только что пищал,  

"Так этим-то леса ты восхищал? -  

С насмешкою она спросила. -  

Где же эта чистота и сила,  

О коих все без умолку твердят?  

Мне скучен писк такой и от моих котят.  

Нет, вижу, что в пенье ты вовсе не искусен.  

Все без начала, без конца.  

Посмотрим, на зу6ах каков-то будешь вкусен! "  

И съела бедного певца  

До крошки  

Сказать ли на ушко яснее мысль мою?  

Худые песни Соловью  

В когтях у Кошки.