Стезисным планом жуковского "сельское кладбище"

Сельское кладбище (второй перевод из Грея) . Написано в мае — июле 1839 г. Напечатано впервые в журнале «Современник» , 1839, т. 16, под заглавием: «Сельское кладбище. Греева элегия. Новый перевод В. А. Жуковского» . Перевод сделан во время пребывания поэта в Англии. Жуковский стремился в новом переводе наиболее точно воспроизвести элегию Грея, но отступил от размера оригинала, считая, что чувства, выраженные в ней, лучше передаются гекзаметром. 

В собраниях стихотворений Жуковский печатал переводы этой элегии 1802 и 1839 гг. как два самостоятельных произведения. В примечании к этому переводу Жуковский указывает, что перевод «Сельского кладбища» , сделанный им в 1802 году, — «мое первое напечатанное стихотворение» , хотя это не соответствует действительности. Дело здесь не в забывчивости. Начиная печатать свое, пятое по счету, собрание сочинений в 1849 году, называя его полным в предисловии и располагая в нем произведения в хронологическом порядке, поэт на первом месте поместил «Сельское кладбище» 1802 г. , считая, видимо, более ранние свои произведения незрелыми, недостойными внимания читателей. 

СЕЛЬСКОЕ КЛАДБИЩЕ 

Элегия 
(Второй перевод из Грея) 

Уже бледнеет день, скрываясь за горою; 
Шумящие стада толпятся над рекой; 
Усталый селянин медлительной стопою 
Идет, задумавшись, в шалаш спокойный свой. 

В туманном сумраке окрестность исчезает.. . 
Повсюду тишина; повсюду мертвый сон; 
Лишь изредка, жужжа, вечерний жук мелькает, 
Лишь слышится вдали рогов унылый звон. 

Лишь дикая сова, таясь, под древним сводом 
Той башни, сетует, внимаема луной, 
На возмутившего полуночным приходом 
Ее безмолвного владычества покой. 

Под кровом черных сосн и вязов наклоненных, 
Которые окрест, развесившись, стоят, 
Здесь праотцы села, в гробах уединенных 
Навеки затворясь, сном непробудным спят. 

Денницы тихий глас, дня юного дыханье, 
Ни крики петуха, ни звучный гул рогов, 
Ни ранней ласточки на кровле щебетанье - 
Ничто не вызовет почивших из гробов. 

На дымном очаге трескучий огнь, сверкая, 
Их в зимни вечера не будет веселить, 
И дети резвые, встречать их выбегая, 
Не будут с жадностью лобзаний их ловить. 

Как часто их серпы златую ниву жали 
И плуг их побеждал упорные поля! 
Как часто их секир дубравы трепетали 
И потом их лица кропилася земля! 

Пускай рабы сует их жребий унижают, 
Смеяся в слепоте полезным их трудам, 
Пускай с холодностью презрения внимают 
Таящимся во тьме убогого делам; 

На всех ярится смерть - царя, любимца славы, 
Всех ищет грозная.. . и некогда найдет; 
Всемощныя судьбы незыблемы уставы: 
И путь величия ко гробу нас ведет! 

А вы, наперсники фортуны ослепленны, 
Напрасно спящих здесь спешите презирать 
За то, что гробы их непышны и забвенны, 
Что лесть им алтарей не мыслит воздвигать. 

Вотще над мертвыми, истлевшими костями 
Трофеи зиждутся, надгробия блестят, 
Вотще глас почестей гремит перед гробами - 
Угасший пепел наш они не воспалят. 

Ужель смягчится смерть сплетаемой хвалою 
И невозвратную добычу возвратит? 
Не слаще мертвых сон под мраморной доскою; 
Надменный мавзолей лишь персть их бременит. 

Ах! может быть, под сей могилою таится 
Прах сердца нежного, умевшего любить, 
И гробожитель-червь в сухой главе гнездится, 
Рожденной быть в венце иль мыслями парить! 

Но просвещенья храм, воздвигнутый веками, 
Угрюмою судьбой для них был затворен, 
Их рок обременил убожества цепями, 
Их гений строгою нуждою умерщвлен. 

Как часто редкий перл, волнами сокровенный, 
В бездонной пропасти сияет красотой; 
Как часто лилия цветет уединенно, 
В пустынном воздухе теряя запах свой. 

Быть может, пылью сей покрыт Гампден надменный, 
Защитник сограждан, тиранства смелый враг; 
Иль кровию граждан Кромвель необагренный, 
Или Мильтон немой, без славы скрытый в прах. 

Отечество хранить державною рукою, 
Сражаться с бурей бед, фортуну презирать, 
Дары обилия на смертных лить рекою, 
В слезах признательных дела свои читать - 

Того им не дал рок; но вместе преступленьям 
Он сделал это.
может