СОР№4 РЛ8 А.С.Пушкин «Капитанская дочка» Текст 5.СУД
Мирская молва
Морская волна (Пословица)
Приятельские сношения мои с Пугачевым могли быть доказаны множеством свидетелей и должны
были казаться, по крайней мере, весьма подозрительными. Во всю дорогу размышлял я о допросах, меня
ожидающих, обдумывал свои ответы, и решился перед судом объявить сущую правду, полагая сей
оправдания самым простым, а вместе и самым надежным.
Меня спросили о моем имени и звании. Генерал осведомился, не сын ли я Андрея Петровича Гринева?
И на ответ мой возразил сурово: «Жаль, что такой почтенный человек имеет такого недостойного сына!» Я
спокойно отвечал, что каковы бы ни были обвинения, тяготеющие на мне, я надеюсь их рассеять
чистосердечным объяснением истины. Уверенность моя ему не понравилась. «Ты, брат, востер, - сказал он
мне нахмурясь - но видали мы и не таких!»
Тогда молодой человек спросил меня: по какому случаю и в какое время вошел я в службу к Пугачеву
и по каким поручениям был я им употреблен?
Я отвечал с негодованием, что я, как офицер и дворянин, ни в какую службу к Пугачеву вступать и
никаких поручений от него принять не мог.
- Каким же образом, - возразил мой допросчик, - дворянин и офицер один пощажен самозванцем, между
тем как все его товарищи злодейски умерщвлены? Каким образом этот самый офицер и дворянин дружески
пирует с бунтовщиками, принимает от главного злодея подарки, шубу, лошадь и полтину денег? Отчего
произошла такая странная дружба и на чем она основана, если не на измене, или, по крайней мере, на гнусном
и преступном малодушии?
Я был глубоко оскорблен словами гвардейского офицера, и с жаром начал свое оправдание. Я
рассказал, как началось мое знакомство с Пугачевым в степи, во время бурана, как при взятии Белогорской
крепости он меня узнал и пощадил. Я сказал, что тулуп и лошадь, правда, не посовестился я принять от
самозванца; но что Белогорскую крепость защищал я противу злодея до последней крайности. Наконец я
сослался и на моего генерала, который мог засвидетельствовать мое усердие во время бедственной
оренбургской осады.
Строгий старик взял со стола открытое письмо и стал читать его вслух:
«…прапорщик Гринев находился на службе в Оренбурге от начала октября 1773 года до 24
февраля нынешнего года, в которое число он из города отлучился, и с той поры уже в команду мою не
являлся. А слышно от перебежчиков, что он был у Пугачева в слободе и с ним вместе ездил в Белогорскую
крепость, в коей прежде находился он на службе; что касается до его поведения, то я могу…» Тут он прервал
свое чтение, и сказал мне сурово: «Что ты теперь скажешь себе в оправдание?»
Я хотел было продолжать, как начал, и объяснить мою связь с Марьей Ивановной так же искренно,
как и все прочее. Но вдруг почувствовал непреодолимое отвращение. Мне пришло в голову, что, если назову
ее, то комиссия потребует ее к ответу; и мысль впутать имя ее междугнусными изветами злодеев, и ее самую
привести на очную с ними ставку - эта ужасная мысль так меня поразила, что я замялся и спутался.
Судьи мои, начинавшие, казалось, выслушивать ответы мои с некоторою благосклонностию, были
снова предубеждены противу меня при виде моего смущения. Гвардейский офицер потребовал, чтоб меня
поставили на очную ставку с главным доносителем. Генерал велел кликнуть вчерашнего злодея. Я с
живостию обратился к дверям, ожидая появления своего обвинителя. Через несколько минут загремели цепи,
двери отворились, и вошел - Швабрин. По его словам, я отряжен был от Пугачева в Оренбург шпионом;
ежедневно выезжал на перестрелки, дабы передавать письменные известия о всем, что делалось в городе;
что наконец явно передался самозванцу, разъезжал с ним из крепости в крепость, стараясь всячески губить
своих товарищей-изменников, дабы занимать их места и пользоваться наградами, раздаваемыми от
самозванца. Я выслушал его молча и был доволен одним: имя Марьи Ивановны не было произнесено
гнусным злодеем, оттого ли, что самолюбие его страдало при мысли о той, которая отвергла его с
презрением; оттого ли, что в сердце его таилась искра того же чувства, которое и меня заставляло молчать,
как бы то ни было, имя дочери Белогорского коменданта не было произнесено в присутствии комиссии.
Я утвердился еще более в моем намерении, и когда судьи спросили: чем могу опровергнуть показания
Швабрина, я отвечал, что держусь первого своего объяснения и ничего другого в оправдание себе сказать не
могу. Генерал велел нас вывести. Мы вышли вместе. Я спокойно взглянул на Швабрина, но не сказал ему ни
слова. Он усмехнулся злобной усмешкою и, приподняв свои цепи, опередил меня и ускорил свои шаги.
Словарь к тексту 5
Полагать - иметь мнение, высказывать суждение о чем-нибудь, точку зрения на какой-то объект
Извет (устар.) - донос, часто клеветнический, навет, клевета

leha262006    1   24.12.2021 00:47    1