Сочинение рассуждение Капитанская дочка
По теме:Пугачев народный герой или кровавый убийца​

А. С. Пушкин обращался к личности Пугачева дважды: когда работал над документальной "Историей пугачевского бунта" и когда писал "Капитанскую дочку". Повесть была написана в 1836 году, а "Историю" Пушкин закончил на два года раньше. Поэт работал по высочайшему разрешению в закрытых архивах, внимательно изучил документы, относя­щиеся к пугачевскому бунту. Емельян Пугачев в "Капитан­ской дочке" — человек неоднозначный, но, несомненно, неординарный.

Отношение Пушкина к стихийным народным восстаниям было сложным. Горькие слова ("Не приведи господь видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный") стоят многих томов исследований, посвященных славянскому мен­талитету. Пушкин прозорливо указал на две характерные черты крестьянских движений: отсутствие долговременной цели и звериную жестокость. Бесправие, неразвитость, убо­гая жизнь не могут породить организованного, планомерно­го сопротивления. Вожаки народа отличаются предприим­чивостью, широтой характера, бесстрашием. Таков пушкин­ский Пугачев, провозгласивший себя Петром III. Когда его предупреждают, что на бунтовщиков нацелены пушки, он насмешливо отвечает: "Разве пушки на царей льются?" Он притягивает любовь народа своим буйством и удалью, а больше всего — мечтой о свободе. Не зря открываются навстречу его войску ворота крепости. А рядом с этим — жестокость, массовые казни, часто бессмысленные. "Вором и разбойником" называет его комендант крепости Миронов. Ему присущи черты авантюриста. Он не обманывает себя, хотя лукавит с окружающими, называя себя царем. А Гри­неву, который глубже всех его понял, говорит: "Гришка Отрепьев над Москвой ведь царствовал". От волжского разбойника у Пугачева яркий, иносказательный, пересыпан­ный намеками, прибаутками и баснями язык. Больше всего же в нем привлекает могучая вольная натура, которой тесно в том "мундире", в который его одела судьба. Расска­зывая Гриневу об орле и вороне, он выдает свое сокровенное желание: прожить жизнь хоть короткую, но яркую, не "пи­таясь мертвечиной", а "напившись живой крови".

Реальный Пугачев был страшнее. Он мог приказать пове­сить "поближе к звездам" мирного астронома Ловица, мог от­дать на расправу любовницу Елизавету Харлову и ее семи­летнего брата, повелеть тайно удавить близкого друга и со­ратника Лысова после пьяной ссоры.

Схваченный, Пугачев молит Екатерину II о помиловании. Когда граф Панин назвал его вором, Пугачев ответил: "Я не ворон, я вороненок; ворон еще летает". Панин в кровь разбил ему лицо и вырвал клок бороды. А Пугачев... опустился на колени и стал просить о помиловании.

В народе все равно осталась яркая память о Пугачеве-освободителе. Когда он сидел в клетке, солдаты кормили его из рук. Простые люди приводили детей, чтобы те запомнили: они видели Пугачева.

Разбойник или освободитель, Пугачев был народным ге­роем. Только такого героя и мог породить в то время российский народ.