Расскажите, какие приемы А. Толстому создать художественно убедительный роман?
(Петр 1)

Петр Первый» и русская литература. Русская литература часто и по разным поводам обращалась к образу царя-преобразователя, царя-революционера. В XVIII в. господствовала героико-одическая тональность: поэма М. В. Ломоносова «Петр Великий», «Плач о кончине Петра» В. К. Tpe-диаковского, стихи М. М. Хераскова, Г. Р. Державина, «Дифирамб» А. П. Сумарокова («Основатель нашей славы, о, творец великих дел! Зри в конце своей державы и на счастливый предел»). В XIX столетии, однако, оценки деятельности Петра I разделились. В отличие от Пушкина, воспринимавшего петровские деяния как подвиг, славянофилы указывали на отрицательные последствия преувеличенной и насильственной, по их мнению, европеизации России. Сходным образом отнесся к фигуре Петра и Лев Толстой. Задумав роман из эпохи Петра, он бросил его писать, так как, по собственному признанию, возненавидел личность царя, «благочестивейшего разбойника, убийцы». Такая отрицательная оценка была подхвачена затем, уже в новом веке, символистами, что особенно ярко проявилось в романе Д. С. Мережковского «Петр и Алексей» (1905) из его трилогии «Христос и Антихрист».

Петр и Пушкин. Однако через все контрасты и противоречия Петровской эпохи нам указывает вектор движения пушкинская традиция. Пушкин, как сказал А. И. Куприн, «был, есть и будет единственным писателем, который мог своим божественным вдохновением проникнуть в гигантскую душу Петра и понять, почувствовать ее сверхъестественные размеры... Нет, Пушкин не был ослеплен или опьянен прекрасным и ужасным обликом Петра. Словами холодного ума говорит он о деяниях преобразователя России: „Достойна удивления разность между государственными учреждениями Петра Великого и временными его указами. Первые суть плоды ума обширного, исполненного доброжелательства и мудрости; вторые — нередко жестокие — своенравны и, кажется, писаны кнутом. Первые были для вечности или, по крайней мере, для будущего; вторые — вырвались у нетерпеливого, самовластного помещика". Вот как правдив и осторожен Пушкин, как зорки его глаза».