Он мертвый холст волшебно оживлял, Послушной кистью перед нами… Мы видели моря, и кручи темных скал, И стаи облаков, играющих с волнами. Исполнен творчества, покорствуя мечтам, Он всюду проникал своим духовным взором, И снова открывал испуганным очам,Что вечность навсегда для нас закрыла флером. Под кистью властною вставали из гробниц. Цари, томимые раскаяньем невольным, Пророки бледные, склонившиеся ниц, Перед святынями в восторге богомольном, Мы казни видели, и видели пиры, И кельи темные отшельников унылых. В затишье шумных битв зажженные костры И вдов заплаканных на родственных могилах. Пред нами умирал царевич молодой, Родительским мечом до времени сраженный, И клялся и скорбел перед печальной донной Жуан, волнуемый и страстью и тоской. Мы видели в цепях смиренных христиан И грубых палачей с кровавыми мечами. Мы видели певца: над звучными волнами Стоял он, звучными мечтами осиян…
Послушной кистью перед нами…
Мы видели моря, и кручи темных скал,
И стаи облаков, играющих с волнами.
Исполнен творчества, покорствуя мечтам,
Он всюду проникал своим духовным взором,
И снова открывал испуганным очам,Что вечность навсегда для нас закрыла флером.
Под кистью властною вставали из гробниц.
Цари, томимые раскаяньем невольным,
Пророки бледные, склонившиеся ниц,
Перед святынями в восторге богомольном,
Мы казни видели, и видели пиры,
И кельи темные отшельников унылых.
В затишье шумных битв зажженные костры
И вдов заплаканных на родственных могилах.
Пред нами умирал царевич молодой,
Родительским мечом до времени сраженный,
И клялся и скорбел перед печальной донной
Жуан, волнуемый и страстью и тоской.
Мы видели в цепях смиренных христиан
И грубых палачей с кровавыми мечами.
Мы видели певца: над звучными волнами
Стоял он, звучными мечтами осиян…