И пошел пеший. Шел, шел, устал до смерточки. Сел на мягкую траву и пригорюнился, сидит. Откуда ни возьмись бежит к нему серый волк:
- Что, Иван-царевич, сидишь, пригорюнился, голову повесил?
- Как же мне не печалиться, серый волк? Остался я без доброго коня.
- Это я, Иван-царевич, твоего коня съел... Жалко мне тебя! Расскажи, зачем вдаль поехал, куда путь держишь?
- Послал меня батюшка поездить по белу свету, найти Жар-птицу.
- Фу, фу, тебе на своем добром коне в три года не доехать до Жар-птицы. Я один знаю, где она живет. Так и быть - коня твоего съел, буду тебе служить верой-правдой. Садись на меня да держись крепче.
Потому что волк съел коня у Ивана-царевича и вроде как ему должен стал.
И пошел пеший. Шел, шел, устал до смерточки. Сел на мягкую траву и пригорюнился, сидит. Откуда ни возьмись бежит к нему серый волк:
- Что, Иван-царевич, сидишь, пригорюнился, голову повесил?
- Как же мне не печалиться, серый волк? Остался я без доброго коня.
- Это я, Иван-царевич, твоего коня съел... Жалко мне тебя! Расскажи, зачем вдаль поехал, куда путь держишь?
- Послал меня батюшка поездить по белу свету, найти Жар-птицу.
- Фу, фу, тебе на своем добром коне в три года не доехать до Жар-птицы. Я один знаю, где она живет. Так и быть - коня твоего съел, буду тебе служить верой-правдой. Садись на меня да держись крепче.
Потому что волк съел коня у Ивана-царевича и вроде как ему должен стал.