ответ:Старый скрипач-музыкант любил играть у подножия памятника Пушкину.
Этот памятник стоит в Москве, в начале Тверского бульвара, на нем написаны
стихи, и со всех четырех сторон к нему подымаются мраморные ступени.
Поднявшись по этим ступеням к самому пьедесталу, старый музыкант обращался
лицом на бульвар, к дальним Никитским воротам, и трогал смычком струны на
скрипке. У памятника сейчас же собирались дети, прохожие, чтецы газет из
местного киоска, - и все они умолкали в ожидании музыки, потому что музыка
утешает людей, она обещает им счастье и славную жизнь. Футляр со своей
скрипки музыкант клал на землю против памятника, он был закрыт, и в нем
лежал кусок черного хлеба и яблоко, чтобы можно было поесть, когда
захочется.
Обыкновенно старик выходил играть под вечер, по первому сумраку. Для
его музыки было полезней, чтоб в мире стало тише и темней. Беды от своей
старости он не знал, потому что получал от государства пенсию и кормился
достаточно. Но старик скучал от мысли, что он не приносит людям никакого
добра, и поэтому добровольно ходил играть на бульвар. Там звуки его
скрипки раздавались в воздухе, в сумраке, и хоть изредка они доходили до
глубины человеческого сердца, трогая его нежной и мужественной силой,
увлекавшей жить высшей:
ответ:Старый скрипач-музыкант любил играть у подножия памятника Пушкину.
Этот памятник стоит в Москве, в начале Тверского бульвара, на нем написаны
стихи, и со всех четырех сторон к нему подымаются мраморные ступени.
Поднявшись по этим ступеням к самому пьедесталу, старый музыкант обращался
лицом на бульвар, к дальним Никитским воротам, и трогал смычком струны на
скрипке. У памятника сейчас же собирались дети, прохожие, чтецы газет из
местного киоска, - и все они умолкали в ожидании музыки, потому что музыка
утешает людей, она обещает им счастье и славную жизнь. Футляр со своей
скрипки музыкант клал на землю против памятника, он был закрыт, и в нем
лежал кусок черного хлеба и яблоко, чтобы можно было поесть, когда
захочется.
Обыкновенно старик выходил играть под вечер, по первому сумраку. Для
его музыки было полезней, чтоб в мире стало тише и темней. Беды от своей
старости он не знал, потому что получал от государства пенсию и кормился
достаточно. Но старик скучал от мысли, что он не приносит людям никакого
добра, и поэтому добровольно ходил играть на бульвар. Там звуки его
скрипки раздавались в воздухе, в сумраке, и хоть изредка они доходили до
глубины человеческого сердца, трогая его нежной и мужественной силой,
увлекавшей жить высшей: