Парная рифма,привидите примем строк из любого стихотворения токо не пушкина!

Бородино - Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Москва, спаленная пожаром,
Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, еще какие!
Недаром помнит вся Россия
Про день Бородина!

- Да, были люди в наше время,
Не то, что нынешнее племя:
Богатыри - не вы!
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля...
Не будь на то господня воля,
Не отдали б Москвы!

Мы долго полча отступали,
Досадно было, боя ждали,
Ворчали старики:
"Что ж мы? на зимние квартиры?
Не смеют, что ли, командиры
Чужие изорвать мундиры
О русские штыки?"

(Иван Тургенев) — Ну, и что ж ты, так и видел домового?— Нет, я его не видал, да его и видеть нельзя, — отвечал Ильюша сиплым и слабым голосом, звук которого как нельзя более соответствовал выражению его лица, — а слышал… Да и не я один.— А он у вас где водится? — спросил Павлуша.— В старой рольне.[1]— А разве вы на фабрику ходите?— Как же, ходим. Мы с братом, с Авдюшкой, в лисовщиках состоим.[2]— Вишь ты — фабричные!..— Ну, так как же ты его слышал? — спросил Федя. (ЕЩЁ ОДИН ВЫБЕРИ ОДНО)                                                                                                  — Вишь как! — промолвил Павел. — Чего ж он раскашлялся?— Не знаю; может, от сырости.Все А что, — спросил Федя, — картошки сварились?Павлуша пощупал их.— Нет, еще сыры… Вишь, плеснула, — прибавил он, повернув лицо в направлении реки, — должно быть, щука… А вон звездочка покатилась.— Нет, я вам что, братцы, расскажу, — заговорил Костя тонким голоском, — послушайте-ка, намеднись что тятя при мне рассказывал.— Ну, слушаем, — с покровительствующим видом сказал Федя.— Вы ведь знаете Гаврилу, слободского плотника?— Ну да; знаем.