Романтическое наследие тут видно во всём: и в отвлечённых, "возвышенных" словах, которые описывают мир, окружающий героя ("путь", "пропасть", "бездна"); и в типично романтических символах того, к чему он стремится - "моя звезда", "голубая лилия"; наконец, и в самой фигуре конквистадора, рыцаря, бродяги, ищущего что-то неизведанное, существующее только в легенде, мифе, мечте.
Всё стихотворение (мы по-прежнему говорим о его позднейшей редакции) представляет собой последовательную "шифровку" поэтом своей судьбы - своего настоящего и будущего - при своеобразного романтического шифра. Любопытно распределение грамматических форм времени: вышел - иду - растёт - смеюсь - жду - приходит - зову - буду биться - добуду; от через настоящее - к будущему времени. При этом глаголы совершенного вида обрамляют всё стихотворение, а абсолютное большинство составляют глаголы несовершенного вида, которые сообщают о том, что происходит постоянно, регулярно. Но глаголы эти, в сущности, ничего не сообщают о реальных событиях, они лишь выражают некий высший (эмоциональный, символический) смысл этих событий: "вышел" - "начал делать нечто", "иду" - "продолжаю делать это", "смеюсь и жду" - "готов преодолевать трудности, делая нечто" и т. д.
То же верно и для существительных: "пропасти и бездны" - это некие "опасные места", "радостный сад" - "место отдыха", "туман" - "неизвестность, неопределённость". Ничего внятного мы об этом не узнаём; более того, не всегда ясно, что же автор имеет в виду - например, что такое "последнее звено", от какой оно цепи и что значит "расковать". Можно предположить, что речь идёь о неизбежности смерти как последнего момента жизни; но это остаётся лишь предположением, которое отчасти подтверждается дальнейшим развитием стихотворения.
Таким образом, поэт пытается создать образ себя как человека, вовлечённого в какой-то очень важный, эмоционально значимый процесс, готового участвовать в нём и принимать любой вызов. При этом он берётся осуществить невозможное, сражаясь даже с неизбежным - смертью. Как уже было сказано, это типичная романтическая фигура; в сущности, Гумилёв ничего к этому стандартному образу не добавил.
Остановимся коротко на тех изменениях, которые поэт внёс при переработке стихотворения. Они довольно значительны: так, Гумилёв постарался приблизить форму своего стихотворения к строгому канону сонета, в частности, упорядочил схему рифмовки, которая в первой редакции различалась в первом и втором катренах.
Но важнее смысловые изменения: например, в первой редакции отсутствует тема смерти; поэт говорит лишь, что на свете может не существовать того, что он ищет - и он готов создать свою мечту, это и станет его победой. Вообще первая версия стихотворения больше устремлена в будущее (достаточно сказать, что форм времени нет вообще, а форм будущего - 4, причём все они - от глаголов совершенного вида, то есть рисуют будущее как то, что обязательно свершится) и более "самоупоённа": три первых строки, начинающихся с "я", вызывают ощущение одннобразия, которое поддерживают многократные повторы этого "я" в дальнейшем. Перерабатывая стихотворение, Гумилёв постарался избежать этого однообразия, убрал повторы синтаксических конструкций (да и лексические - "пропасти", которые в первой редакции встречаются дважды) . Тем самым он несколько "приземлил" образ, подчеркнул свою отстранённость от образа "конквистадора"; переместил действие стихотворения из "вечно-настоящего и обязательно будущего" в рамки человеческой жизни; наконец, задумался о той цене, которую придётся заплатить за воплощение своей невозможной мечты
"возвышенных" словах, которые описывают мир, окружающий героя ("путь",
"пропасть", "бездна"); и в типично романтических символах того, к чему
он стремится - "моя звезда", "голубая лилия"; наконец, и в самой
фигуре конквистадора, рыцаря, бродяги, ищущего что-то неизведанное,
существующее только в легенде, мифе, мечте.
Всё стихотворение (мы по-прежнему говорим о его позднейшей редакции)
представляет собой последовательную "шифровку" поэтом своей судьбы -
своего настоящего и будущего - при своеобразного
романтического шифра. Любопытно распределение грамматических форм
времени: вышел - иду - растёт - смеюсь - жду - приходит - зову - буду
биться - добуду; от через настоящее - к будущему времени.
При этом глаголы совершенного вида обрамляют всё стихотворение, а
абсолютное большинство составляют глаголы несовершенного вида, которые
сообщают о том, что происходит постоянно, регулярно. Но глаголы эти, в
сущности, ничего не сообщают о реальных событиях, они лишь выражают
некий высший (эмоциональный, символический) смысл этих событий:
"вышел" - "начал делать нечто", "иду" - "продолжаю делать это",
"смеюсь и жду" - "готов преодолевать трудности, делая нечто" и т. д.
То же верно и для существительных: "пропасти и бездны" - это некие
"опасные места", "радостный сад" - "место отдыха", "туман" -
"неизвестность, неопределённость". Ничего внятного мы об этом не
узнаём; более того, не всегда ясно, что же автор имеет в виду -
например, что такое "последнее звено", от какой оно цепи и что значит
"расковать". Можно предположить, что речь идёь о неизбежности смерти
как последнего момента жизни; но это остаётся лишь предположением,
которое отчасти подтверждается дальнейшим развитием стихотворения.
Таким образом, поэт пытается создать образ себя как человека,
вовлечённого в какой-то очень важный, эмоционально значимый процесс,
готового участвовать в нём и принимать любой вызов. При этом он
берётся осуществить невозможное, сражаясь даже с неизбежным - смертью.
Как уже было сказано, это типичная романтическая фигура; в сущности,
Гумилёв ничего к этому стандартному образу не добавил.
Остановимся коротко на тех изменениях, которые поэт внёс при
переработке стихотворения. Они довольно значительны: так, Гумилёв
постарался приблизить форму своего стихотворения к строгому канону
сонета, в частности, упорядочил схему рифмовки, которая в первой
редакции различалась в первом и втором катренах.
Но важнее смысловые изменения: например, в первой редакции отсутствует
тема смерти; поэт говорит лишь, что на свете может не существовать
того, что он ищет - и он готов создать свою мечту, это и станет его
победой. Вообще первая версия стихотворения больше устремлена в
будущее (достаточно сказать, что форм времени нет вообще, а
форм будущего - 4, причём все они - от глаголов совершенного вида, то
есть рисуют будущее как то, что обязательно свершится) и более
"самоупоённа": три первых строки, начинающихся с "я", вызывают
ощущение одннобразия, которое поддерживают многократные повторы этого
"я" в дальнейшем. Перерабатывая стихотворение, Гумилёв постарался
избежать этого однообразия, убрал повторы синтаксических конструкций
(да и лексические - "пропасти", которые в первой редакции встречаются
дважды) . Тем самым он несколько "приземлил" образ, подчеркнул свою
отстранённость от образа "конквистадора"; переместил действие
стихотворения из "вечно-настоящего и обязательно будущего" в рамки
человеческой жизни; наконец, задумался о той цене, которую придётся
заплатить за воплощение своей невозможной мечты