«нивы сжаты,рощи голы»смысл стихотворения
от

См. Объяснение

Объяснение:

При анализе стихотворения Сергея Есенина "Нивы сжаты, рощи голы..." принято обращать внимание на год его написания - 1917-й, год Октябрьской революции. Как быть? Как относиться к тому новому, что произошло в стране? Как быть, если ты всем сердцем любишь ту, старую Русь, с её патриархальным укладом? Все последующие годы Есенин пытается найти ответ на этот вопрос.

Как человек, безусловно, одарённый, Есенин прекрасно понимал, насколько глубоко Октябрь всколыхнул не только Россию, но и весь мир, какие огромные человеческие массы вовлёк в исторический водоворот событий. Именно поэтому пытался, искренне пытался понять революцию и принять её.

Увы, у него это не получилось: он так и "остался в одной ногою"...

На первый взгляд, стихотворение можно было бы отнести к пейзажной лирике, поэтому не случайно первые восемь строк традиционно печатаются в учебниках в отрыве от последних четырёх строк, с иллюстрациями поздней осени.

Но не о смене времён года пишет поэт.

"Колесом за сини горы

Солнце тихое скатилось" - это о Николае Втором, тихо, безропотно отрекшемся от престола.

"Взрытая дорога" - то же самое, что потом "Поднятая целина" у М.А.Шолохова: народные массы, поднятые революцией и живущие надеждой, что "совсем немного ждать" осталось спокойной жизни.

Верит ли поэт в светлое будущее?

Оно представляется ему туманным, и Есенин скорее верит в реальную, рабочую, крестьянскую лошадь, чем в то, что "рыжий месяц жеребёнком" запряжётся "в наши сани".  

Смысл даже 12 строк невозможно понять в отрыве от всего творчества, относящегося к тому периоду жизни Есенина.

"Нивам..." предшествуют образы "отелившегося неба" и "красного телка" ("Не напрасно дули ветры..."):

"И невольно в море хлеба

Рвётся образ с языка:

Отелившееся небо

Лижет красного телка".

А его следующее стихотворение "Я по первому снегу бреду..." продолжает "Нивы...":

"Я не знаю, то свет или мрак?

В чаще ветер поёт иль петух?

Может, вместо зимы на полях

Это лебеди сели на луг".

В течение всех последующих восьми лет Есенин так и не сможет найти ответ на этот вопрос.