Стих. можно рассматривать как своего рода предельное выражение романтич. мироощущения (и поэтики) Л. ; вместе с тем в нем содержится попытка переосмыслить с романтич. максимализмом поставленные в ранней лирике темы одиночества и свободы, неприятия жизни. (Ощущением начала нового этапа духовной биографии героя отмечены и такие стих. 1832, как «Поцелуями прежде считал...» , «Как в ночь звезды падучей пламень...». ) Стремление к более объективному изображению внутр. «Я» , неоднозначность отношения к романтич. самоутверждению, к мысли о самодостаточности чистого порыва к абсолютной свободе побуждают Л. отказаться в «Парусе» от привычной для него формы прямого лирич. монолога (ср. стих. «Желание» , поэму «Моряк» и др.) . Парус — не безусловное alter ego поэта. Композиция стих. четко поддерживает дистанцию между субъектом и объектом изображения, давая в первых двух строках каждой строфы меняющуюся картину моря и паруса в нем, а в двух последних — реакцию поэта, к-рый и пытается разгадать тайну судьбы паруса, и сочувствует ему, и оценивает выбранный им путь. Первая картина, для усиления эмоц. звучания к-рой Л. заменил собств. строку («Белеет парус отдаленный» ) строкой из стих. А. А. Бестужева-Марлинского «Андрей, князь Переяславский» , сопровождается словами, усиливающими «пространственное» одиночество паруса, мыслью о его «скитальческом» , «промежуточном положении» : «Что ищет он в стране далекой? / Что кинул он в краю родном?» . При этом уже в первой строфе поэт выявляет свое глубоко личностное переживание высокой, трагически напряженной судьбы паруса.