Возьмем, «классический» рассказ «Чудик» и зададим для начала себе вопрос: а можно ли принимать его название за чистую монету, то есть считает ли Шукшин своего героя «чудиком» в собственном смысле слова? На первый взгляд кажется, что да, считает. «Чудик обладал одной особенностью: с пим постоянно что-нибудь случалось. Он не хотел этого, страдал, но то и дело влипал в какие-нибудь истории — мелкие, впрочем, но досадные». Учитывая такое предуведомление, следует как будто представить себе одного из тех людей, про которых говорят: «двадцать два несчастья», ну что-нибудь вроде чеховского Епиходова. И первые приключения, случающиеся с ним во время поездки к брату, как будто подтверждают такое мнение — история с пятидесятирублевкой, например, принадлежит к числу чистых, так сказать, «фатальных» случайностей. Однако уже разговор с соседом в самолете и история с телеграммой заключают в себе определенный подтекст, который побуждает нас подумать о том, что все не так просто, как кажется, и что невезучесть Василия Егорыча — не столько его судьба, сколько его натура. Прежде всего нам ясно: добрейший Василий Егорыч простодушен и непосредствен до… глупости. Да, именно до глупости — приходится это признать, ибо и текст его телеграммы, и разговор с телеграфисткой — вполне на уровне его «шутки» насчет жареной блесны, Еще один штрих и тоже весьма показательный. В поезде, наслушавшись разных дорожных историй, Чудик решает внести в общую беседу и свой вклад и рассказывает историю, по его понятиям, тоже достаточно забавную: «У нас в соседней деревне один дурак тоже… Схватил головешку — и за матерью. Пьяный. Она бежит от него и кричит: „Руки, — кричит, — руки-то не обожги, сынок!” О нем же и заботится. А он прет, пьяная харя. На мать. Представляете, каким па-до быть грубым, бестактным…» Василий Егорыч, разумеется, не знает, что его «история» — это широко известная у многих народов мира легенда, поэтичная и мудрая притча о матери, о святости материнских чувств. Но дело не в том, что не знает. Хуже другое: он, как видим, даже и не чувствует смысла того, о чем рассказывает, поскольку вся эта история в его глазах — не более, чем забавный случай, почти анекдот. Туповат, определенно туповат добрый и непосредственный Василий Егорыч… Причины «фатальной» невезучести Чудика, таким образом, начинают для нас проясняться: они в том, что представления его об окружающей действительности во многом не соответствуют тому порядку вещей, который в ней объективно наличествует. Но кто же виноват в этом? Чудику ли надо подняться до уровня действительности или же она сама должна проявить какое-то особое, дополнительное «понимание», чтобы с Василием Егорычем наконец перестали случаться всякие истории? От этих вопросов никуда не уйти, ибо от ответа па них зависит, в сущности, оценка самой идейно-гуманистической направленности рассказа. Василий Егорыч не переменится — это ясно. По-прежнему он будет соваться к людям со своей радостной готовностью к общению, со своим искренним непониманием того, что людям-то общение с ним далеко не всегда доставляет удовольствие.
Для литературы 70-х годов характерна глубокая постановка нравственных проблем. В этом русле развивается и творчество В. М. Шукшина, полное веры в неисчерпаемые возможности человеческой личности. Любимые герои Шукшина чаще всего живут и действуют в селе. Это люди разных профессий: колхозники и сельские механизаторы, плотники и печники; шофёры и продавцы, учителя и врачи. Они люди простые, но не примитивные. Всю сложность человеческой души умел показать Шукшин в любом человеке. Обычная жизнь обыкновенных людей... Но под покровом повседневности он умеет видеть те черты, которые создавали русский характер. Это прежде всего: честность, трудолюбие, совестливость, доброта. Несмотря на кажущуюся обычность, герои Шукшина люди неординарные, с «особинкой», говоря по-шукшински — «чудики». Одним из таких «чудиков» предстаёт перед нами шофёр Сергей Духанин. В рассказе «Сапожки» нет замысловатой фабулы. Но с такой психологической точностью выписаны персонажи и отношения между ними, так важна заложенная в нём мысль о необходимости доброты и участия в общении между собой людей. Сергей купил жене сапожки, каких она и «во сне не носила». Не остановили его ни цена, ни презрение и хамство продавщицы. Перетерпел Сергей и насмешки своих товарищей, которые считали, что он по глупости выбросил деньги, заработанные тяжким трудом. Для чего эти сапожки, если на улице грязь по колено, да и не налезут они на Клавкину ногу. Расстроился Сергей и решил их бросить в колодец. Но писатель-оптимист не может так закончить рассказ. Выясняется, что подарок всё-таки остался в семье: поносит их ко всеобщей радости Клавкина дочь. «Спешите делать добро, приносите радость своим близким!» — хочет нам сказать Василий Шукшин.