...Над Енисеем солнечно мерцало. Сквозь это мерцание едва проглядывали красные жерла известковых печей, полыхающих по ту сторону реки. Тени скал лежали недвижно на воде, и
светом их размыкало, рвало в клочья, будто старое тряпье. Железнодорожный мост в городе,
видимый из нашего села в ясную погоду, колыхался тонким кружевцем, и, если долго смотреть
на него, кружевце истоньшалось и рвалось.
Оттуда, из-за моста, должна приплыть бабушка. Что только будет! И зачем я так сделал?
Зачем послушался левонтьевских? Вон как хорошо было жить. Ходи, бегай, играй и ни о чем
не думай.
А теперь что? Надеяться теперь не на что. Разве что на нечаянное какое избавление. Может,
лодка опрокинется и бабушка утонет? Нет уж, лучше пусть не опрокидывается. Мама утонула.
Чего хорошего? Я нынче сирота. Несчастный человек. И меня некому. Левонтий
только пьяный жалеет да еще дедушка – и всё, бабушка только кричит, еще нет-нет да
поддаст – у нее не задержится. Главное, дедушки нет. На заимке дедушка. Он бы не дал меня
в обиду. Бабушка и на него кричит: «Потатчик! Своим всю жизнь потачил, теперь этого!..» –
«Дедушка ты дедушка, хоть бы ты в баню мыться приехал, хоть бы просто так приехал и взял
бы меня с собою!»
– Ты чего нюнишь? – наклонился ко мне Санька с озабоченным
видом.
– Ничего-о-о! – голосом я давал понять, что это он, Санька, довел меня до такой жизни.
- Ништя-ак! – утешил меня Санька. – Не ходи домой, и все!
Заройся в сено и притаись. Петровна видела у твоей матери глаз приоткрытый, когда ее
хоронили. Боится, ты тоже утонешь. Вот она как запричитает: «Утону-у-ул мой дитятко,
спокинул меня, сиротиночка», – ты тут и вылезешь!..
– Не буду так делать! – запротестовал я. – И слушаться тебя не буду!..
– Ну и лешак с тобой! Об тебе же стараются. Во! Клюнуло! У тебя клюнуло!
Я свалился с яра, переполошив береговушек в дырках, и рванул удочку. Попался окунь. Потом
ерш. Подошла рыба, начался клев. Мы наживляли червяков, закидывали. <...>
Вдруг за ближним каменным бычком защелкали по дну кованые шесты, из-за мыса показалась
лодка. <...> Она ближе, ближе.
Вот уж кормовой двинул шестом, и лодка кивнула в сторону от наших удочек. И тут я увидел
сидящего на беседке еще одного человека. Полушалок на голове, концы его пропущены под
мышки и крест-накрест завязаны на спине. Под полушалком крашенная в бордовый цвет
кофта. Вынималась эта кофта из сундука по большим праздникам и по случаю поездки в
город.
Я рванул от удочек к яру... <...>
– Держи его! – крикнули из лодки, и я не заметил, как оказался на верхнем конце села, куда и
одышка, всегда меня мучающая, девалась! Я долго отдыхивался и скоро обнаружил –
подступает вечер... на всякий случай подался к двоюродному братишке Кеше, дяди Ваниному
сыну, жившему здесь, на верхнем краю села.
Мне повезло. Возле дяди Ваниного дома играли в лапту. Я ввязался в игру и пробегал до
темноты. Появилась тетя Феня, Кешкина мать, и спросила меня:
– Ты почему домой не идешь? Бабушка потеряет тебя.

– Не-е, – ответил я как можно беспечнее. – Она в город уплыла. Может, ночует там. Тетя Феня
предложила мне поесть, и я с радостью смолотил все, что она мне дала... <...> после чего
взяла за
руку и отвела домой. В нашей избе уже не было свету. Тетя Феня постучала в окно.
«Не заперто!» –
Продолжи чтение в учебнике.
2. Анализируем прочитанное
1. Что чувствовал мальчик, ожидая приезда бабушки?
2. Какой совет дал ему левонтьевский Санька?
3. Где провел целый день мальчик?
4. За что бабушка ругала внука?
5. Как помирились бабушка и внук?
Почему,

GarryPotter15    2   11.03.2021 09:25    4