На фото план

Рано утром пришёл он в его переднюю и просил до-
ложить его высокоблагородию, что старый солдат просит
с ним увидеться. Военный лакей, чистя сапог на колодке,
объявил, что
что барин почивает и что прежде одиннадцати
часов не принимает никого. Смотритель ушёл и возвра-
тился в назначенное время. Минский вышел сам к нему
в халате, в красной скуфье2. «Что, брат, тебе надобно?»
спросил он его. Сердце старика закипело, слёзы наверну-
лись на глаза, и он дрожащим голосом произнёс только:
«Ваше высокоблагородие!… сделайте такую божескую ми-
лость!…» Минский взглянул на него быстро, вспыхнул,
взял его за руку, повёл в кабинет и запер за собою дверь.
«Ваше высокоблагородие! - продолжал старик,
что с
возу упало, то пропало; отдайте мне, по крайней мере,
бедную мою Дуню. Ведь вы натешились ею; не погуби-те же ее понапрасну

«Что сделано, того не воротишь, -
сказал молодой человек в крайнем замешательстве;
ви-
новат перед тобою и рад просить у тебя прощения; но не
думай, чтоб я Дуню мог покинуть: она будет счастлива,
даю тебе честное слово. Зачем тебе её? Она меня любит;
она отвыкла от прежнего своего состояния. Ни ты, ни
она - вы не забудете того, что случилось». Потом, сунув
ему что-то за рукав, он отворил дверь, и смотритель, сам
не помня как, очутился на улице.
Долго стоял он неподвижно, наконец увидел за обшла-
гом своего рукава свёрток бумаг; он вынул их и развернул
несколько пяти и десятирублевых смятых ассигнаций1.
Слёзы опять навернулись на глазах его, слёзы негодова-
ния! Он сжал бумажки в комок, бросил их наземь, при-
топтал каблуком и пошёл… Отошед несколько шагов, он
остановился, подумал… и воротился… но ассигнаций уже
не было. Хорошо одетый молодой человек, увидя его, под-
бежал к извозчику, сел поспешно и закричал: «Пошёл!…»
Смотритель за ним не погнался. Он решился отправиться
домой на свою станцию, но прежде хотел хоть ещё раз
увидеть бедную свою Дуню. Для сего дни через два во-
ротился он к Минскому; но военный лакей сказал ему
сурово, что барин никого не принимает, грудью вытеснил
его из передней и хлопнул двери ему под нос. Смотритель
постоял, постоял - да и пошёл.
В этот самый день, вечером, шёл он по Литейной, от-
служив молебен у Всех Скорбящих. Вдруг промчались
перед ним щегольские дрожки, и смотритель узнал Мин-
ского. Дрожки остановились перед трехэтажным домом,
у самого подъезда, и гусар вбежал на крыльцо. Счастливая
мысль мелькнула в голове смотрителя. Он воротился и,
поравнявшись с кучером: «Чья, брат, лошадь? - спросил
он, - не Минского ли?»
«Точно так, - отвечал кучер,
а что тебе?»
«Да вот что: барин твой приказал мне от-
нести к его Дуне записочку, а я и позабудь, где Дуня-то
его живёт».
Да вот здесь, во втором этаже.
ты, брат, с твоей запиской; теперь уж он сам у неё».
«Нужды нет,
- возразил смотритель с неизъяснимым дви-
жением сердца
сделаю И с этим словом пошёл он по лестнице.
что надоумил, а я своё дело
Двери были заперты; он позвонил несколько
секунд в тягостном для него ожидании. Ключ загремел,
ему отворили. «Здесь стоит Авдотья Самсоновна?» - спро-
сил он. «Здесь,
отвечала молодая служанка; -
зачем
тебе её надобно?» Смотритель, не отвечая, вошёл в залу.
«Нельзя, нельзя! -- закричала вслед ему служанка, -
у Авдотьи Самсоновны гости». Но смотритель, не слушая,
шёл далее. Две первые комнаты были темны, в третьей
был огонь. Он подошёл к растворённой двери и остано-
вился. В комнате, прекрасно убранной, Минский сидел
в задумчивости. Дуня, одетая со всею роскошью моды,
сидела на ручке его кресел, как наездница на своём ан-
глийском седле. Она с нежностию смотрела на Минского,
наматывая чёрные его кудри на свои сверкающие пальцы.
Бедный смотритель! Никогда дочь его не казалась ему
столь прекрасною; он поневоле ею любовался. «Кто
там?» -- спросила она, не подымая головы. Он всё мол-
чал. Не получая ответа, Дуня подняла голову… и с кри-
ком упала на ковер. Испуганный Минский кинулся её
подымать и, вдруг увидя в дверях старого смотрителя,
оставил Дуню и подошёл к нему, дрожа от гнева. «Чего
тебе надобно? - сказал он ему, стиснув зубы, - что ты за
мною всюду крадёшься, как разбойник? или хочешь меня
зарезать? Пошёл вон!» -- и, сильной рукою схватив ста-
рика за ворот, вытолкнул его на лестницу.
Старик пришёл к себе на квартиру. Приятель его со-
ветовал ему жаловаться; но смотритель подумал, махнул
рукой и решился отступиться. Через два дни отправился
он из Петербурга обратно на свою станцию и опять при-
нялся за свою должность. «Вот уже третий год,
заклю-
чил он, - как живу я без Дуни и как об ней нет ни
слуху ни духу. Жива ли, нет ли, Бог её ведает. Всяко
случается. Не её первую, не её последнюю сманил про-
езжий повеса, а там подержал да и бросил. Много их
в Петербурге, молоденьких дур, сегодня в атласе да бар-
хате, а завтра, поглядишь, метут улицу вместе с голью
кабацкою. Как подумаешь порою, что и Дуня, может
быть, тут же пропадает, так поневоле согрешишь, да по-
желаешь ей могилы…»
​

Nikronix    3   15.11.2020 19:15    1