За свою достаточно долгую — более долгую, чем у большинства друзей его молодости, — жизнь Асеев не раз отмечал круглые даты. В тридцать лет ему, футуристу, будетлянину, казалось, что жизнь продолжается, лишь пока есть свежие молодые силы, а там — лучше не быть: