«Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка, несешься? Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, все отстает и остается позади… Эх, кони, кони, – что за кони! Вихри ли сидят в ваших гривах?.. Заслышали с вышины знакомую песню – дружно и разом напрягли медные груди… и мчится, вся вдохновенная богом!.. Русь, куда же несешься ты? Дай ответ!.. Не дает ответа».
– Вдумывайся! Слова-то вон какие хорошие! – внушал сыну Роман. – С толком надо учить, а у тебя одна улица на уме.
Валерка обиженно возражал отцу, а Роман задумался о жизни, половину которой уже отшагал и ничего особого не видел. Валерка продолжал зубрить вслух. Вдруг – с досады, что ли, со злости ли – Роман подумал: «А кого везут кони-то? Этого хмыря Чичикова, который мертвые души скупал? Елкина мать!.. вот так троечка!»
– Валерк! – позвал он. – А кто на тройке-то едет?
– Чичиков, – ответил сын. – А что?
– Как что? Как что?! Русь-тройка гремит, заливается, а в тройке – прохиндей, шулер… – взволнованно сказал Роман. – Мчится, вдохновенная богом! – а везет шулера. Это что же выходит? – не так ли и ты, Русь?.. Тьфу!.. Но ты, ладно, учи. Задали, значит, учи.
Изумление от неожиданной догадки у Романа всё росло. Не в силах совладать с ним, он решил сходить к школьному учителю Николаю Степановичу.
Тот возился в сарае. Роман поздоровался и сразу приступил к делу:
– Николай Степаныч, слушал я счас сынишку… «Русь-тройку» учит… И чего-то подумал: Русь-тройка мчится, другие державы дорогу дают… А в тройке кто? Шулер? Это перед Чичиковым шапки все снимают? Какая ж тут гордость?
– Ну, Гоголь тут не про Чичикова писал, а про движение, скорость, удалую езду, – засмеялся учитель. – Это вы… не с того конца зашли.
– Да с какого ни зайди – в тройке-то Чичиков. Мошенник…
– За всю мою педагогическую деятельность я об этом отрывке так ни разу ни от кого не слышал, – вновь улыбнулся Николай Степанович. – Чичиков, да?.. Странно, честное слово. Надо же додуматься! Вы ведь сами, небось, в детстве учили?
– Учил! А вот через тридцать лет только дошло, – Роман покачал головой руку учителю и пошел домой.
«Бегаю, как дурак, волнуюсь, – думал он по пути, закуривая новую папиросу, чтобы успокоиться. – Вот мысль-зараза прилипла. Тьфу! Это ж надо так на ней… забуксовать. Надо же!»
«Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка, несешься? Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, все отстает и остается позади… Эх, кони, кони, – что за кони! Вихри ли сидят в ваших гривах?.. Заслышали с вышины знакомую песню – дружно и разом напрягли медные груди… и мчится, вся вдохновенная богом!.. Русь, куда же несешься ты? Дай ответ!.. Не дает ответа».
– Вдумывайся! Слова-то вон какие хорошие! – внушал сыну Роман. – С толком надо учить, а у тебя одна улица на уме.
Валерка обиженно возражал отцу, а Роман задумался о жизни, половину которой уже отшагал и ничего особого не видел. Валерка продолжал зубрить вслух. Вдруг – с досады, что ли, со злости ли – Роман подумал: «А кого везут кони-то? Этого хмыря Чичикова, который мертвые души скупал? Елкина мать!.. вот так троечка!»
– Валерк! – позвал он. – А кто на тройке-то едет?
– Чичиков, – ответил сын. – А что?
– Как что? Как что?! Русь-тройка гремит, заливается, а в тройке – прохиндей, шулер… – взволнованно сказал Роман. – Мчится, вдохновенная богом! – а везет шулера. Это что же выходит? – не так ли и ты, Русь?.. Тьфу!.. Но ты, ладно, учи. Задали, значит, учи.
Изумление от неожиданной догадки у Романа всё росло. Не в силах совладать с ним, он решил сходить к школьному учителю Николаю Степановичу.
Тот возился в сарае. Роман поздоровался и сразу приступил к делу:
– Николай Степаныч, слушал я счас сынишку… «Русь-тройку» учит… И чего-то подумал: Русь-тройка мчится, другие державы дорогу дают… А в тройке кто? Шулер? Это перед Чичиковым шапки все снимают? Какая ж тут гордость?
– Ну, Гоголь тут не про Чичикова писал, а про движение, скорость, удалую езду, – засмеялся учитель. – Это вы… не с того конца зашли.
– Да с какого ни зайди – в тройке-то Чичиков. Мошенник…
– За всю мою педагогическую деятельность я об этом отрывке так ни разу ни от кого не слышал, – вновь улыбнулся Николай Степанович. – Чичиков, да?.. Странно, честное слово. Надо же додуматься! Вы ведь сами, небось, в детстве учили?
– Учил! А вот через тридцать лет только дошло, – Роман покачал головой руку учителю и пошел домой.
«Бегаю, как дурак, волнуюсь, – думал он по пути, закуривая новую папиросу, чтобы успокоиться. – Вот мысль-зараза прилипла. Тьфу! Это ж надо так на ней… забуксовать. Надо же!»