Очень красивые стихотворения писала Ольга Берггольц, но она больше специализировалась на блокаду Ленинграда.
Весной сорок второго года множество ленинградцев носило на груди жетон — ласточку с письмом в клюве.
Сквозь года, и радость, и невзгоды вечно будет мне сиять одна — та весна сорок второго года, в осажденном городе весна.
Маленькую ласточку из жести я носила на груди сама. Это было знаком доброй вести, это означало: «Жду письма».
Этот знак придумала блокада. Знали мы, что только самолет, только птица к нам, до Ленинграда, с милой-милой родины дойдет.
…Сколько писем с той поры мне было. Отчего же кажется самой, что доныне я не получила самое желанное письмо?!
Чтобы к жизни, вставшей за словами, к правде, влитой в каждую строку, совестью припасть бы, как устами в раскаленный полдень — к роднику.
Кто не написал его? Не выслал? Счастье ли? Победа ли? Беда? Или друг, который не отыскан и не узнан мною навсегда?
Или где-нибудь доныне бродит то письмо, желанное, как свет? Ищет адрес мой и не находит и, томясь, тоскует: где ж ответ?
Или близок день, и непременно в час большой душевной тишины я приму неслыханной, нетленной весть, идущую еще с войны…
О, найди меня, гори со мною, ты, давно обещанная мне всем, что было,- даже той смешною ласточкой, в осаде, на войне…
Вот красивое стихотворение Некрасова:
Внимая ужасам войны, При каждой новой жертве боя Мне жаль не друга, не жены, Мне жаль не самого героя… Увы! утешится жена, И друга лучший друг забудет; Но где-то есть душа одна — Она до гроба помнить будет! Средь лицемерных наших дел И всякой пошлости и прозы Одни я в мир подсмотрел Святые, искренние слезы — То слезы бедных матерей! Им не забыть своих детей, Погибших на кровавой ниве, Как не поднять плакучей иве Своих поникнувших ветвей…
Вдруг вошла к нам в вагон
Невеселая песня
Военных времен.
Шла она по проходу
И тиха, и грустна.
Сколько было народу -
Всех смутила она.
Подняла с полок женщин,
Растревожила сны,
Вспомнив всех не пришедших
С той, последней войны.
Как беде своей давней,
Мы вздыхали ей вслед.
И пылали слова в ней,
Как июньский рассвет.
Песня вновь воскрешала
То, что было давно,
Что ни старым, ни малым
Позабыть не дано.
И прощалась поклоном,
Затихала вдали...
А сердца по вагонам
Всё за песнею шли.
Весной сорок второго года
множество ленинградцев
носило на груди жетон —
ласточку с письмом в
клюве.
Сквозь года, и радость, и невзгоды
вечно будет мне сиять одна —
та весна сорок второго года,
в осажденном городе весна.
Маленькую ласточку из жести
я носила на груди сама.
Это было знаком доброй вести,
это означало: «Жду письма».
Этот знак придумала блокада.
Знали мы, что только самолет,
только птица к нам, до Ленинграда,
с милой-милой родины дойдет.
…Сколько писем с той поры мне было.
Отчего же кажется самой,
что доныне я не получила
самое желанное письмо?!
Чтобы к жизни, вставшей за словами,
к правде, влитой в каждую строку,
совестью припасть бы, как устами
в раскаленный полдень — к роднику.
Кто не написал его? Не выслал?
Счастье ли? Победа ли? Беда?
Или друг, который не отыскан
и не узнан мною навсегда?
Или где-нибудь доныне бродит
то письмо, желанное, как свет?
Ищет адрес мой и не находит
и, томясь, тоскует: где ж ответ?
Или близок день, и непременно
в час большой душевной тишины
я приму неслыханной, нетленной
весть, идущую еще с войны…
О, найди меня, гори со мною,
ты, давно обещанная мне
всем, что было,- даже той смешною
ласточкой, в осаде, на войне…
Вот красивое стихотворение Некрасова:
Внимая ужасам войны,
При каждой новой жертве боя
Мне жаль не друга, не жены,
Мне жаль не самого героя…
Увы! утешится жена,
И друга лучший друг забудет;
Но где-то есть душа одна —
Она до гроба помнить будет!
Средь лицемерных наших дел
И всякой пошлости и прозы
Одни я в мир подсмотрел
Святые, искренние слезы —
То слезы бедных матерей!
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей…