Когда кавалеристы проходили через деревню бережки, снаряд разорвался на околице и ранил в ногу вороного коня. командир оставил раненого коня в деревне, а отряд ушёл дальше, пыля и позванивая удилами, - ушёл, закатился за рощи, за холмы, где ветер качал спелую рожь. коня взял к себе мельник панкрат. мельница давно не работала, но мучная пыль навеки въелась в панкрата. она лежала серой коркой на его ватнике и картузе. из-под картуза посматривали на всех быстрые глаза мельника. панкрат был скорый на работу, сердитый старик, и считали его колдуном. панкрат вылечил коня. конь остался при мельнице и терпеливо возил глину, навоз и жерди - панкрату чинить плотину. панкрату трудно было прокормить коня, и конь начал ходить по дворам побираться. постоит, пофыркает, постучит мордой в калитку, и, глядишь, ему вынесут свекольной ботвы, или чёрствого хлеба, или, случалось даже, сладкую морковку. по деревне говорили, что конь ничей, а вернее - общественный, и каждый считал своей обязанностью его покормить. к тому же конь - раненый, пострадал от врага. жил в бережках со своей бабкой мальчик филька, по прозвищу "ну тебя". филька был молчаливый, недоверчивый, и любимым его выражением было: "да ну тебя! ". предлагал ли ему соседский мальчишка походить на ходулях или поискать позеленевшие патроны, филька отвечал сердитым басом: "да ну тебя! ищи сам! ". когда бабка выговаривала ему за неласковость, филька отворачивался и бормотал: "да ну тебя! надоела! ". зима в этот год стояла тёплая. в воздухе висел дым. снег выпадал и тотчас таял. мокрые вороны садились на печные трубы, чтобы обсохнуть, толкались, каркали друг на друга. около мельничного лотка вода не замерзала, а стояла чёрная, тихая, и в ней кружились льдинки.