Первая — исключительная всеядность и беспринципность. Христиане обокрали всех. Бога спёрли у иудеев. Концепцию души у неоплатоников. Троицу, апостолов и целое стадо святых — украли у политеистов, для их же привлечения, ибо те всё никак не могли взять в толк, каким образом один бог может управлять сразу всем. Обряды и техника введения в трансоподобные состояния — ну, это вообще древнейшие практики шаманизма, что не мешает христианам презирать обкраденных ими язычников. Во всех странах христианство без зазрения совести крало и присваивало местные обычаи, праздники и почитаемые места. Они пытаются украсть и биосоциальные программы поведения, свойственные всем стайным животным, включая человека — объявляя мораль своим изобретением и собственностью. Здесь и сейчас христиане, по привычке, занимаются разграблением могил: они крадут наши общие трупы, рассказывая сказки о том, что репрессии века были направлены исключительно против православных, а других пострадавших не было.
Вторая — не припомню другой религии, которая бы прямо требовала от своих адептов вранья, как обязательного условия Христианин обязан, глядя на кусочки хлеба и вино, говорить, что это человеческие мясо и кровь. Именно не верить, а говорить, что верит: если бы христиане действительно в это верили, они бы на причастии блевали дальше, чем видят.
В общем, получается, что уникальная для христианства черта — возведение вороватости, беспринципности и лживости в ранг основополагающих принципов.
Первая — исключительная всеядность и беспринципность. Христиане обокрали всех. Бога спёрли у иудеев. Концепцию души у неоплатоников. Троицу, апостолов и целое стадо святых — украли у политеистов, для их же привлечения, ибо те всё никак не могли взять в толк, каким образом один бог может управлять сразу всем. Обряды и техника введения в трансоподобные состояния — ну, это вообще древнейшие практики шаманизма, что не мешает христианам презирать обкраденных ими язычников. Во всех странах христианство без зазрения совести крало и присваивало местные обычаи, праздники и почитаемые места. Они пытаются украсть и биосоциальные программы поведения, свойственные всем стайным животным, включая человека — объявляя мораль своим изобретением и собственностью. Здесь и сейчас христиане, по привычке, занимаются разграблением могил: они крадут наши общие трупы, рассказывая сказки о том, что репрессии века были направлены исключительно против православных, а других пострадавших не было.
Вторая — не припомню другой религии, которая бы прямо требовала от своих адептов вранья, как обязательного условия Христианин обязан, глядя на кусочки хлеба и вино, говорить, что это человеческие мясо и кровь. Именно не верить, а говорить, что верит: если бы христиане действительно в это верили, они бы на причастии блевали дальше, чем видят.
В общем, получается, что уникальная для христианства черта — возведение вороватости, беспринципности и лживости в ранг основополагающих принципов.