Когла стала ослабевать османская империя? с чего,по-вашему,это началось?

Начало упадка Османской державы проявилось значительно раньше той поры, когда расстройство ее государственного и военного механизма дало о себе знать в участившихся военных неудачах, ослаблении власти султанов и падении международного престижа империи. На рубеже XVI—XVII вв. все более и более очевидными стали признаки распада тимарной системы, представлявшей собой основу социальной структуры османского общества, краеугольный камень его государственности. Разложение тимарной системы вызвало в XVII в. к жизни целую серию социально-политических трактатов, авторы которых, государственные деятели и историки-хронисты, призывали султанов — своих современников восстановить жизне этой системы, обеспечить ее успешное функционирование в интересах казны и военной мощи государства. Наиболее полно и образно состояние тимарной системы и причины ее упадка охарактеризовал Кочибей Гёмюрджинский — автор двух трактатов, представленных султанам Мураду IV (в 1631 г.) и Ибрагиму I (между 1640 и 1648 гг.). В первом из своих трактатов, получившем в исторической литературе известность как «Рисале Кочибея», автор обращал внимание султана на то, что причина «возникновения и распространения по лицу земли (султана. — Ю. П.) мятежей и волнений, зол и смятений» заключается в том, «что у владельцев больших и малых поместий, которые и составляли настоящую рать, сражавшуюся за веру и государство, теперь отнято содержание», их земли попали в руки сановников, их слуг и подчиненных, «большие и малые поместья сделались жертвою вельмож». Кочибей, подобно другим турецким авторам того времени, горько сетовал на то, что землями тимариотов завладели приближенные султана, великого везира и прочих сановников, которые, начав вмешиваться во все дела государства, «достояние ратников мусульманских, несколько сот лет тому назад им пахотные поля и села, разными путями обратили себе — одни в башмаклыки, другие в арпалыки, иные же в полную собственность». «Всякий из них, — писал Кочибей, — после того как ублаготворялся сам, доставлял несколько больших и малых поместий своим сторонникам, и таким образом лишили ратных людей их содержания. Растащив мусульманскую сокровищницу, они довели государство до настоящего его положения». Действительно, утрата большинством тимарных владений характера условного держания (т. е за воинскую службу) была наиболее опасным в ту пору для Османского государства явлением, угрожавшим разрушением военно-феодальной системы. Средневековый турецкий автор, который был процитирован выше, явно это понимал. Но подлинные причины сложившейся ситуации он, конечно, выявить не мог, объясняя все происходившее на его глазах «усилением и преуспеянием мерзавцев и злодеев», оказавшихся в числе приближенных самого» султана, великого везира и многих вельмож. На деле же процесс распада тимарной системы, начавшийся еще в XVI в., был вызван все возраставшими противоречиями, присущими самой этой системе. Она возникла в результате успешных завоевательных войн и была призвана обеспечить как дальнейшие завоевания, так и феодальную эксплуатацию многомиллионных крестьянских масс. Но для того чтобы сельское хозяйство могло обеспечивать тимариотам определенный твердый доход, что гарантировало государству их военную службу, податное население должно было обладать возможностями для развития сельскохозяйственного производства. Между тем бесконечные войны, которые вели в XV—XVI вв. султаны, обогащая массу тимариотов, столь тяжким бременем ложились на крестьян, что у них со временем исчезла возможность осуществлять в своих хозяйствах расширенное воспроизводство.

К концу XVI в. , в то время, когда в Европе начали складываться сильные централизованные государства, в обширной и многоплемённой Османской империи внутренние экономические и политические связи не только не укреплялись, но, наоборот, стали ослабевать. Антифеодальные движения крестьянства и борьба нетурецких народов за своё освобождение отражали непримиримые внутренние противоречия, преодолеть которые султанская власть была не в состоянии. Консолидации империи мешало также то обстоятельство, что центральная область империи — отсталая в экономическом отношении Анатолия — не стала и не могла стать для покорённых народов центром экономического и политического притяжения. По мере развития товарно-денежных отношений увеличивалась заинтересованность феодалов в повышении доходности своих военно-ленных владений. Они стали самовольно превращать эти условные владения в свою собственность. Военные ленники начали уклоняться от обязанности содержать для султана отряды и от участия в военных походах, стали присваивать доходы от ленных владений. Одновременно с этим началась борьба между отдельными феодальными группировками за обладание землёй, за её концентрацию. Как писал современник, «между ними есть люди, имеющие по 20—30 и даже по 40—50 зеаметов и тимаров, плоды которых они пожирают» . Это привело к тому, что государственная собственность на землю стала ослабевать и постепенно утрачивать своё значение, а военно-ленная система — разлагаться. Усиливался феодальный сепаратизм В конце XVI в появились несомненные признаки ослабления султанской власти. Расточительность султанов и их придворных требовала огромных средств. Значительную долю государственных доходов поглощал непрерывно растущий бюрократический военно-административный и финансовый аппарат государства в центре и в провинциях. Очень большая часть средств тратилась на содержание армии янычар, численность которых возрастала по мере того, как разлагалось и сокращалось феодальное ополчение, поставлявшееся ленниками. Численность янычарского войска увеличивалась еще и потому, что султану нужна была военная сила для подавления растущей борьбы турецких и нетурецких народных масс против феодального и национального гнета. Янычарская армия в начале XVII в превышала 90 тыс человек. Государственная власть, стремясь увеличить доходы казны, стала из года в год повышать старые и вводить новые налоги. Налог джизья, в начале XVI в равный 20—25 акче с человека, к началу XVII в достиг 140 акче, а чрезвычайно злоупотреблявшие своими полномочиями сборщики налогов доводили его иногда до 400—500 акче. Возросли также феодальные поборы, взимавшиеся землевладельцами.