До ранней весны 1925 года я никогда не встречался с Сергеем Александровичем
Есениным, не видал даже его портретов. Почему-то представлялся он мне рослым,
широкоплечим, широконосым. И знал о нём, о его личности очень немного, почти не имел общих
знакомых. Но стихи его любил давно. Сразу полюбил, как только прочитал в каком-то журнале. И
потом, во время моих гастролей по Европе и Америке, всегда возил с собой сборник его стихов.
Такое у меня было чувство, как будто я возил с собой горсточку русской земли.
«Приведём к вам сегодня Есенина», - объявили мне как-то знакомые. Часам к двенадцати
ночи я после спектакля прихожу домой. Небольшая компания моих друзей и Есенин уже сидят у
меня. Поднимаюсь по лестнице и слышу радостный лай Джима, той самой собаки, которой потом
Есенин посвятил стихи. Джим радостно взвизгивал, стремительно высовывал голову изпод руки
Есенина и лизал его лицо. Есенин встал и с трудом старался освободиться от Джима, но тот 0
продолжал на него скакать и ещё несколько раз лизнул его в нос. «Да постой же, может быть, я не
хочу с тобой целоваться. Что же ты всё время лезешь целоваться», — говорил Есенин и широко
улыбался. Сразу запомнилась мне эта его по-детски лукавая улыбка.
Меня поразила его молодость. Когда он молча и застенчиво подал мне руку, он показался
мне почти мальчиком, юношей лет двадцати. Когда он заговорил, сразу показался старше.
Пытливое, вдумчивое, честное выражение появилось на его лице.
до ранней весны я не кого не встречал
Привед Есенина
радостный лай собаки
улыбка Джима