Комедия «Горе от ума» держится каким-то особняком в литературе и отличается моложавостью, свежестью и более крепкою живучестью от других произведений слова.
«Горе от ума» появилось раньше Онегина, Печорина, пережило их, прошло невредимо через гоголевский период, прожило эти полвека со времени своего появления и все живет своей нетленною жизнью, переживет и еще много эпох и все не утратит своей жизненности.
Одни ценят в комедии картину московских нравов известной эпохи, создание живых типов и их искусную группировку. Вся пьеса представляется каким-то кругом знакомых читателю лиц и притом таким определенным и замкнутым, как колода карт.
Другие, отдавая справедливость картине нравов, верности типов, дорожат более эпиграмматической солью языка, живой сатирой — моралью, которою пьеса до сих пор, как неистощимый колодезь, снабжает всякого на каждый обиходный шаг жизни.
Главная роль, конечно, — роль Чацкого, без которой не было бы комедии, а была бы картина нравов.
Сам Грибоедов приписал горе Чацкого его уму, а Пушкин отказал ему вовсе в уме. Чацкий начинает новый век — и в этом все его значение и весь «ум».
«А судьи кто?» и т. д. Тут завязывается борьба, важная и серьезная, целая битва. Здесь в нескольких словах раздается, как в увертюре опер, главный мотив. Намекается на истинный смысл и цель комедии. Оба, Фамусов и Чацкий, бросили друг другу перчатку.
Образовались два лагеря, или, с одной стороны, целый лагерь Фамусовых и всей братии «отцов и старших»; с другой — один пылкий и отважный боец, «враг исканий». Это борьба на жизнь и смерть, борьба за существование, как новейшие натуралисты определяют естественную смену поколений в животном мире.
«Мильон терзаний» — и «горе» — вот что Чацкий получил за все, что успел посеять. До сих пор он был непобедим: ум его беспощадно поражал больные места врагов.
Между тем ему досталось выпить до дна горькую чашу — не найдя ни в ком «сочувствия живого» уехать, увозя с собой только «мильон терзаний».
Литература не выбьется из магического круга, начертанного Грибоедовым, как только художник коснется борьбы понятий, смены поколений.
Комедия «Горе от ума» держится каким-то особняком в литературе и отличается моложавостью, свежестью и более крепкою живучестью от других произведений слова.
«Горе от ума» появилось раньше Онегина, Печорина, пережило их, прошло невредимо через гоголевский период, прожило эти полвека со времени своего появления и все живет своей нетленною жизнью, переживет и еще много эпох и все не утратит своей жизненности.
Одни ценят в комедии картину московских нравов известной эпохи, создание живых типов и их искусную группировку. Вся пьеса представляется каким-то кругом знакомых читателю лиц и притом таким определенным и замкнутым, как колода карт.
Другие, отдавая справедливость картине нравов, верности типов, дорожат более эпиграмматической солью языка, живой сатирой — моралью, которою пьеса до сих пор, как неистощимый колодезь, снабжает всякого на каждый обиходный шаг жизни.
Главная роль, конечно, — роль Чацкого, без которой не было бы комедии, а была бы картина нравов.
Сам Грибоедов приписал горе Чацкого его уму, а Пушкин отказал ему вовсе в уме. Чацкий начинает новый век — и в этом все его значение и весь «ум».
«А судьи кто?» и т. д. Тут завязывается борьба, важная и серьезная, целая битва. Здесь в нескольких словах раздается, как в увертюре опер, главный мотив. Намекается на истинный смысл и цель комедии. Оба, Фамусов и Чацкий, бросили друг другу перчатку.
Образовались два лагеря, или, с одной стороны, целый лагерь Фамусовых и всей братии «отцов и старших»; с другой — один пылкий и отважный боец, «враг исканий». Это борьба на жизнь и смерть, борьба за существование, как новейшие натуралисты определяют естественную смену поколений в животном мире.
«Мильон терзаний» — и «горе» — вот что Чацкий получил за все, что успел посеять. До сих пор он был непобедим: ум его беспощадно поражал больные места врагов.
Между тем ему досталось выпить до дна горькую чашу — не найдя ни в ком «сочувствия живого» уехать, увозя с собой только «мильон терзаний».
Литература не выбьется из магического круга, начертанного Грибоедовым, как только художник коснется борьбы понятий, смены поколений.