— Вот так, — вздохнул Севастьянов. — Носит хорошие оценки, а мы, родители,
думаем, что все в порядке. Оказывается, не все.
В учительской было людно. Не успел он войти и представиться, как на него со всех.
сторон посыпались упреки:
— Олег мешает соседям, отвлекает их.
— Не могу с ним справиться. Замечания до него словно бы не доходят.
— Смешит всех нарочно, — вставила Маргарита Филипповна.
— Куча мала — его любимое занятие на переменах...
Говорили разом, каждому из педагогов, как видно, хотелось высказать свои
претензии. Молчала только одна, самая пожилая учительница.
Отец слушал, не перебивал. Не оправдывался. «Договорились, — догадался он. —
Решили проработать как следует. Стоит. За. ».
А когда натиск спал, серьезно попросил:
— Давайте пригласим сюда Олега. Прямо сейчас.
Олег, размахивая руками, весело шагал в учительскую. Он ничего не подозревал.
Но когда увидел учителей и отца, сразу же помрачнел и сник. Учителя было собрались
также обрушиться на него, но решительный жест родителя, означающий «не надо»,
остановил их. Возникла мучительно-тяжелая пауза. Все ждали, что скажет отец сыну, а
тот молчал...
Их отношения строились на доверии и были такие же, как у взрослых. Отец не
считал нотации мерой воспитания, а больше полагался на силу примера. Зная живой
характер Олега, ценил его находчивость, смышленость, юмор. В душе гордился им,
старался направлять добрые качества подростка в нужное русло. Однако Севастьянов-
старший допустил ошибку: никогда не делился своими наблюдениями с воспитателями,
действовал в одиночку.
.. Мальчик взглянул исподлобья. Увидел ссугулившиеся плечи отца, его низко
опущенную голову. «Стыдно отцу за меня, — промелькнуло в голове Олега. — Как же я
мог так поступить, как же теперь я в глаза ему глядеть буду? Он же мне всегда верил,
надеялся на меня».
Слезы покатились по щекам подростка. Он плакал молча. Плакал не так, как плачут
дети по всякому пустяку. Плакал, как взрослый, — тихо и горько. Его тело содрогалось от
обиды и стыда. Он только теперь понял, как виноват. Только теперь осознал то, чему не
придавал значения. Для такого возраста нужен был сильный психологический перелом.
Он, кажется, наступил.
— Иди, — сказал отец.
— Успокойся и заходи в класс, — добавила учительница.
Олег вышел, и все с облегчением вздохнули.
— Я приму меры, товарищи учителя, — сказал Севастьянов-старший. Пожилая
учительница, которая все это время сидела молча, заметила:
— Вы уже приняли меры. Олег, я убеждена, все понял.
(По И. Сурикову)
Отца Олега Севастьянова вызвали в школу. Учителя упрекали его за то, что Олег мешает соседям, отвлекает их, смешит, балуется. Молчала только самая пожилая учительница. Пригласили Олега. Он помрачнел и сник, увидев учителей и отца. Все стихли и ждали, что же скажет отец сыну. Отец любил Олега и гордился им. Но сейчас он стоял молча, опустив голову. Сейчас отцу было стыдно за сына. Тогда по лицу подростка покатились слёзы. Он плакал от стыда. Он понял, что виноват. Пожилая учительница, которая всё это время молчала, сказала, что больше никаких мер принимать не надо, ведь Олег всё понял.