Дачный посёлок расположился на песчаной горе у самого моря. За деревянными домиками раскинулся сосновый бор. Внизу, под горой, серая лента шоссе. По одну её сторону- заросли милины черёмухи. По другую - песок, зелёно-голубая осока, источенные водой камни и мори
Море неспокойное, но прекрасное. Оно волнуется, вздыхает. Это ветер треплит его пенистые волны и они выплескиваются на берег. А бывает, заспорит о чём-то море с ветром. Тяжёлые валы нальются безысходной яростью, заревут, загрохочут. Словно желая их прибодрить, загудят на горе сосны :они ведь тоже с неистовым ветром неладят. Но чаще всего море спокойно и блестит, будто его начистили. В такие дни виден Кронштадт. Он за горизонтом, и поэтому кажется, что трубы судоремонтонтных верфей выходят прямо из воды.
Дачный посёлок расположился на песчаной горе у самого моря. За деревянными домиками раскинулся сосновый бор. Внизу, под горой, серая лента шоссе. По одну её сторону- заросли милины черёмухи. По другую - песок, зелёно-голубая осока, источенные водой камни и мори
Море неспокойное, но прекрасное. Оно волнуется, вздыхает. Это ветер треплит его пенистые волны и они выплескиваются на берег. А бывает, заспорит о чём-то море с ветром. Тяжёлые валы нальются безысходной яростью, заревут, загрохочут. Словно желая их прибодрить, загудят на горе сосны :они ведь тоже с неистовым ветром неладят. Но чаще всего море спокойно и блестит, будто его начистили. В такие дни виден Кронштадт. Он за горизонтом, и поэтому кажется, что трубы судоремонтонтных верфей выходят прямо из воды.