Ссочинением жизнь на плацдарме начинается ночью. мы ходим по земле во весь рост, как до войны ходили по земле люди, как они будут ходить после войны. мы ложимся на землю и дышим всей грудью. роса уже пала, и ночной воздух пахнет влажными травами. наверное, только на войне так по-мирному пахнут травы. дует ветер, и звезды мигают, свет их дрожит. а может быть, правда, есть жизнь на какой-то из этих звезд? луна еще не всходила. она теперь исходит поздно. каждую ночь до восхода луны к нам из-за днестра переправляются разведчики. они привозят в глиняных корчажках горячую баранину и во флягах - холодное, темное, как чернила, молдавское вино. что-то долго сегодня нет ни парцвании, ни разведчиков. мы лежим на земле и смотрим на звезды. интересно, понимал ли я до войны, какое удовольствие вот так бездумно лежать и смотреть на звезды? в лесу обычно перекуривают, прежде чем идти дальше, последние шестьсот метров по открытому месту. наверное, сидят сейчас разведчики и курят, а парцвания торопит их. он боится, что остынет баранина в глиняных корчажках. собственно, он мог бы не ходить сюда, но он не доверяет никому из разведчиков и сам каждый раз конвоирует баранину. луна поднимается еще выше, вот-вот оторвется от гребня, а разведчиков все нет. появляется панченко, ординарец мой. издали вижу, что он идет один и в руке несет что-то странное. подходит ближе. унылое лицо, в правой руке на веревке - горлышко глиняной корчажки. панченко угрюмо стоит перед нами, а мы сидим на земле, все трое, и молчим. становится вдруг так обидно, что я даже не говорю ничего, а только смотрю на панченко, на этот черепок у него в руках - единственное, что уцелело от корчажки. развeдчики тоже молчат. мы целый день прожили всухомятку, и до следующей ночи нам уже никто ничего не принесет. - какой дурак придумал носить мясо в корчажках? - спрашиваю я. панченко смотрит на меня укоризненно: - парцвания велел, чего ж вы ругаетесь? он говорил, в глиняной посуде не так остывает. еще одеялами их - а где он сам? - убило панченко кладет перед нами круглый ячменный хлеб, отцепляет от пояса фляжки с вином, сам садится в стороне, один, пожевывая травинку. мы жуем хлеб и думаем о парцвании. его убило, когда он нес нам свои корчажки, завязанные в одеяла, чтоб - не дай бог! - в них не остыло за дорогу. обычно он сидел вот здесь, по-восточному поджав полные ноги, и, пока мы ели, смотрел на нас своими добрыми, маслеными и черными, как у грека, круглыми глазами. надо отправлять донести парцванию до лодки. надо переправить его на ту сторону.

Meow100    3   21.09.2019 15:30    10