Составь и запиши план текста и тут я увидел деда. одет он был, как все, в телогрейку. на голове – лохматый отцовский треух, на руках – варежки из собачьего меха. дед подходил к моему отряду, и с каждым его шагом хорошее мое настроение исчезало все быстрей и быстрей. нет, вовсе не так представлял я себе этот момент. дед в форме, им любуются, ордена сверкают, позументы горят, и шепоток благоговения ползет: смотрите, смотрите… а тут шлепает какой-то старик – в валенках с загнутыми голенищами, с ломиком на плече, и видно, что ломик ему плечо оттягивает – жиденький старикашка, хлипкий и уж вовсе не генерал. – как дела? – спросил меня дедушка, приглядываясь к . но мало кто обратил на него внимание. все старались, работали. только газовый , как всегда, начеку. глаза выкатил, уши торчком. – ничего, – неохотно ответил я деду, – трудимся. – ладно, – кивнул он, – меня ждут, пока… он двинулся дальше по снежной площадке, а газовый уже мне в глаза заглядывает. – он? – спросил пухов придирчиво. – генерал? бывает, человек необъяснимые поступки совершает. сперва выкинет какое-нибудь коленце, потом сам же объяснить не может. вот и я. плечами и фыркнул: – вот еще! и тут же покраснел. вот тебе раз! от собственного деда отказался! а тут еще галя, елки-палки, мне рукой машет и кричит на всю площадку: – рыбаков! антоша! это и есть твой дедушка? я краснею все больше, а народ наш уже лопаты покидал, смотрят вслед деду и , прямо базар какой-то. «не может », «генералы не такие бывают! ». кто-то даже хихикнул из девчачьей команды: «а маленький-то какой, маленький! » в висках у меня кровь, наверное, вскипела. глаза чем-то черным заволокло. темный народ! понимали бы чего! да еще сам я… вихрь какой-то во мне возник, циклон, самум, цунами. я, наверное, побледнел от отчаяния. мне расшвырять всех хотелось в бессильной злобе, заставить замолчать. и тут я вспомнил про свое командирство. «что же это в конце концов? – подумал я. – над председателем издеваются». и заорал как бешеный: – эй, вы! заткнитесь! сразу стало тихо. и алька многозначительно сказала в тишине: – ого! я зареветь, завыть был готов. но что делать дальше – не знал. я, наверное, на истукана со стороны походил, на деревянного болванчика: сжал кулаки, губы закусил. но не – руки тряслись да и губы тоже. и тут вдруг ожил газовый . он сорвался с места и погнался за дедом. я видел, как дедушка остановился, кивнул пухову, посмотрел на нас издалека, что-то сказал и пошел себе дальше, а кирилл уже несся назад. он подбежал к нам, замедляя скорость, потом перешел на шаг, уперся в меня, как колом, своим взглядом и сказал: – гони назад «американку»! я стоял бледнее снега. а газовый заорал, повернувшись к классу: – он от деда отказался! но это его дед. только никакой не генерал, а простой пенсионер. сам сказал. класс затрещал, будто стая сорок. меня разглядывали так, словно через лупу какую-нибудь букашку. я будто под пулеметными очередями стоял: со всех сторон меня насквозь простреливали. и первой расстреливала алька. не знаю, какие глаза у судей бывают, наверное, такие, как у альки. холодные и надменные. к горлу что-то подкатило, и я сорвался. заревел – почему-то басом! – бросил лопату и пошел, увязая в сугробах, домой. галя кричала мне вслед: «рыбаков, сейчас же вернись! » и егоров кричал. но я даже не обернулся.
2)ПРОИСШЕСТВИЕ В КЛАССЕ
3)ПОСТОРОННИЕ КРИКИ
(ТАМ ПРОСТО БОЛЬШИЕ ЧАСТИ)