Какие аргументы можно взять на проблему текста "утрата ценностей книг" с возрастом утрачивается азарт и в чтении. видимо, не ждутся уже те потрясающие, давние открытия, которые происходили при чтении «робинзона крузо», «острова сокровищ», «борьбы за огонь», «всадника без головы» и «робина гуда», книг гюго, майна рида, фенимора купера, не открывается дальняя земля, а может, и планета, где жили и озоровали похожие на тебя томас сойер и гек финн, где… ах, как много утрачивается из того, чему ты доверялся, чем восхищался в детстве, юности и былой обобранной до нитки молодости. все чаще тянет перечитать что-нибудь из родной классики, еще и еще подивиться провидческому дару наших гениев: пушкина, гоголя, толстого, достоевского. ныне охотней читаются письма, дневники, статьи и книги о жизни и деяниях наших великих соотечественников. читая их, еще и еще поразишься и погорюешь о том, что вещие их слова не везде, не всеми услышаны и так мала отдача от их титанического труда. все кажется, что они рано родились, не в то время мятежно и дерзко мыслили, шли на эшафот и костер за нас, за наше будущее. в дремучей тайге невежества, указуя нам просвет впереди, не напрасно ль они усердствовали и надрывались? «поэты не бывают праведниками, потому не бывают и отступниками. проповедники и праведники должны быть всегда на высоте — таков их, извините, имидж. столпник не может позволить себе кратковременного сошествия в кабак ради встречи со старым другом. а у поэта и „всемирный запой“ случается. поэт „бывает малодушно погружен в заботы суетного света и среди детей ничтожных мира бывает — всех ничтожней он…“ поэт столь же мучительно противоречив, как сама жизнь, даже не столь, а более — в нем жизнь многократно усилена, увеличена, его подъемы выше среднечеловеческих, а спады тоже „не как у людей“. поэт не исповедник, а сама исповедь. „святой, обращаясь к нам, начинает сразу с небесной истины, а поэт — с земной правды“». эта длинная цитата из письма поэта кирилла ковальджи, помещенного в журнале «континент». марина кудимова, поэтесса и довольно активный деятель на ниве современной, растерянно пятящейся культуры, написала и напечатала в «континенте» № 72 статью, в которой довольно резко раскритиковала владимира высоцкого, а заодно и его предтечу, великого поэта сергея есенина. сделала она это напористо, уверенно, не без публицистического задора, обвинив и учителя, и ученика в расхристанности, не случайно-де их прибежищем сделался блатной мир. оно вроде и правильно. сам я и мое поколение, в большинстве своем, приобщилось к есенину, а затем следующее поколение — к высоцкому через «тонное» пение солагерников и соокопников, через альбомчики тридцатых годов, а современники — через хрипатые, ленту рвущие магнитофоны, зачастую не зная, чьи тут искаженные, но все равно певучие и складные стихи, чьи тут песни, выкрикиваемые хриплым голосом под гремящую гитару. главное, думал я, и ковальджи в своем письме так же подумал: люди, не читающие ничего, приобщались к поэзии. пусть кому-то она покажется и грубой, и примитивной, и безыдейной, но через нее и через них, есенина и высоцкого, в мир поэзии отчалила и уплыла масса народу. вполне может быть, что они, эти «темные» массы, как и я майн рида, не смогут ныне и не захотят больше читать кумиров своей юности их», а читают бодлера и вийона, тютчева и ахматову, рильке и данта, хименеса и ду-фу — и им бог! а я вот говорил и говорю еще раз родному никитину за хрестоматийный стишок «звезды меркнут и гаснут», который стал для меня путеводной звездой в безбрежный, радугой-дугой светящийся, вечно волнующийся океан поэзии! кто, что были бы мы без поэзии и музыки?