Однажды, возвращаясь домой, я нечаянно забрёл в какую-то незнакомую усадьбу. Солнце уже пряталось, и на цветущей ржи растянулись вечерние тени. Два ряда старых, тесно посаженных елей стояли, образуя красивую аллею. Я перелез через изгородь и пошёл по ней, скользя по еловым иглам. Было тихо и темно, и только на вершинах кое-где дрожал яркий золотой свет и переливался радугой в сетях паука. Я повернул на длинную липовую аллею. Здесь тоже запустение и старость листва шелестела под ногами. Направо, в старом фруктовом саду, нехотя, слабым голосом пела иволга, должно быть, тоже старая. Но вот липы кончились. Я мимо дома с террасой, и передо мной неожиданно открылся чудесный вид: широкий пруд с купальней, деревня на том берегу, высокая узкая колокольня. На ней горел крест, отражая заходившее солнце. На миг на меня повеяло очарованием чего-то родного, очень знакомого
какую-то незнакомую усадьбу. Солнце уже пряталось, и на цветущей ржи
растянулись вечерние тени. Два ряда старых, тесно посаженных елей стояли,
образуя красивую аллею. Я перелез через изгородь и пошёл по ней, скользя по
еловым иглам. Было тихо и темно, и только на вершинах кое-где дрожал яркий
золотой свет и переливался радугой в сетях паука. Я повернул на длинную липовую
аллею. Здесь тоже запустение и старость листва шелестела под
ногами. Направо, в старом фруктовом саду, нехотя, слабым голосом пела
иволга, должно быть, тоже старая. Но вот липы кончились. Я мимо дома с
террасой, и передо мной неожиданно открылся чудесный вид: широкий пруд с
купальней, деревня на том берегу, высокая узкая колокольня. На ней горел крест,
отражая заходившее солнце. На миг на меня повеяло очарованием чего-то родного,
очень знакомого