Из "Великого Гэтсби" Ф.-С. Фицжеральд: Каррауэи — целый клан, и, по семейному преданию, он ведет свою родословную от герцогов Бэклу. Я окончил Йельский университет в 1915 году, а немного спустя я принял участие в Великой мировой войне. Средний Запад казался мне теперь не кипучим центром мироздания, а обтрепанным подолом вселенной, и я решил уехать на Восток и заняться изучением кредитного дела. Отец согласился в течение одного года оказывать мне финансовую поддержку, и вот, после долгих проволочек, весной 1922 года я приехал в Нью-Йорк. Дело шло к лету, а я еще не успел отвыкнуть от широких зеленых газонов и ласковой тени деревьев. Он подыскал дом — крытую толем хибарку за восемьдесят долларов в месяц, но в последнюю минуту фирма откомандировала его в Вашингтон, и мне пришлось устраиваться самому. Поначалу я чувствовал себя одиноким, но на третье или четвертое утро меня остановил близ вокзала какой-то человек, видимо только что сошедший с поезда. Солнце с каждым днем пригревало сильней, и почки распускались прямо на глазах, и во мне уже крепла знакомая, приходившая каждое лето уверенность, что жизнь начинается сызнова.
Это можно... Из "Великого Гэтсби" Ф.-С. Фицжеральд: Каррауэи — целый клан, и, по семейному преданию, он ведет свою родословную от герцогов Бэклу. Я окончил Йельский университет в 1915 году, а немного спустя я принял участие в Великой мировой войне. Средний Запад казался мне теперь не кипучим центром мироздания, а обтрепанным подолом вселенной, и я решил уехать на Восток и заняться изучением кредитного дела. Отец согласился в течение одного года оказывать мне финансовую поддержку, и вот, после долгих проволочек, весной 1922 года я приехал в Нью-Йорк. Дело шло к лету, а я еще не успел отвыкнуть от широких зеленых газонов и ласковой тени деревьев. Он подыскал дом — крытую толем хибарку за восемьдесят долларов в месяц, но в последнюю минуту фирма откомандировала его в Вашингтон, и мне пришлось устраиваться самому. Поначалу я чувствовал себя одиноким, но на третье или четвертое утро меня остановил близ вокзала какой-то человек, видимо только что сошедший с поезда. Солнце с каждым днем пригревало сильней, и почки распускались прямо на глазах, и во мне уже крепла знакомая, приходившая каждое лето уверенность, что жизнь начинается сызнова.
Каррауэи — целый клан, и, по семейному преданию, он ведет свою родословную от герцогов Бэклу.
Я окончил Йельский университет в 1915 году, а немного спустя я принял участие в Великой мировой войне.
Средний Запад казался мне теперь не кипучим центром мироздания, а обтрепанным подолом вселенной, и я решил уехать на Восток и заняться изучением кредитного дела.
Отец согласился в течение одного года оказывать мне финансовую поддержку, и вот, после долгих проволочек, весной 1922 года я приехал в Нью-Йорк.
Дело шло к лету, а я еще не успел отвыкнуть от широких зеленых газонов и ласковой тени деревьев.
Он подыскал дом — крытую толем хибарку за восемьдесят долларов в месяц, но в последнюю минуту фирма откомандировала его в Вашингтон, и мне пришлось устраиваться самому.
Поначалу я чувствовал себя одиноким, но на третье или четвертое утро меня остановил близ вокзала какой-то человек, видимо только что сошедший с поезда.
Солнце с каждым днем пригревало сильней, и почки распускались прямо на глазах, и во мне уже крепла знакомая, приходившая каждое лето уверенность, что жизнь начинается сызнова.
Из "Великого Гэтсби" Ф.-С. Фицжеральд:
Каррауэи — целый клан, и, по семейному преданию, он ведет свою родословную от герцогов Бэклу.
Я окончил Йельский университет в 1915 году, а немного спустя я принял участие в Великой мировой войне.
Средний Запад казался мне теперь не кипучим центром мироздания, а обтрепанным подолом вселенной, и я решил уехать на Восток и заняться изучением кредитного дела.
Отец согласился в течение одного года оказывать мне финансовую поддержку, и вот, после долгих проволочек, весной 1922 года я приехал в Нью-Йорк.
Дело шло к лету, а я еще не успел отвыкнуть от широких зеленых газонов и ласковой тени деревьев.
Он подыскал дом — крытую толем хибарку за восемьдесят долларов в месяц, но в последнюю минуту фирма откомандировала его в Вашингтон, и мне пришлось устраиваться самому.
Поначалу я чувствовал себя одиноким, но на третье или четвертое утро меня остановил близ вокзала какой-то человек, видимо только что сошедший с поезда.
Солнце с каждым днем пригревало сильней, и почки распускались прямо на глазах, и во мне уже крепла знакомая, приходившая каждое лето уверенность, что жизнь начинается сызнова.