" Комната, где лежал Илья Ильич, спервого взгляда казалось прекрасно убранною. Там стояло бюро красного дерева, два дивана , обитые шелковою материей, красивые ширмы с вышитыми небывалыми в природе птицами и плодами. Были там шеоковые занавесы, ковры , несколько картин, бронза, фарфор и множество красивых мелочей..., если посмотреть повнимательнее, поражал господсвующею внем запущенностью и небрежностью. По стенам, около картин, лепилась в виде фестонов паутина, напитанная пылью; зеркала, вместо того, чтобы отражать предметы, могли бы служить скорее скрижалями для записывания на них по пыли каких-нибудь заметок на память. Ковры были в пятнах. На диване лежало забытое полотенце; на столе редкое уторо не стояла неубранная от вчерашнего ужина тарелка с солонкой и с обглоданной косточкой да не валялись хлебные крошки." Весь интерьер был мягкий, сонный, убранный лишь для вида и то с чертами лени и безразличия.
"Обломов"
" Комната, где лежал Илья Ильич, спервого взгляда казалось прекрасно убранною. Там стояло бюро красного дерева, два дивана , обитые шелковою материей, красивые ширмы с вышитыми небывалыми в природе птицами и плодами. Были там шеоковые занавесы, ковры , несколько картин, бронза, фарфор и множество красивых мелочей..., если посмотреть повнимательнее, поражал господсвующею внем запущенностью и небрежностью. По стенам, около картин, лепилась в виде фестонов паутина, напитанная пылью; зеркала, вместо того, чтобы отражать предметы, могли бы служить скорее скрижалями для записывания на них по пыли каких-нибудь заметок на память. Ковры были в пятнах. На диване лежало забытое полотенце; на столе редкое уторо не стояла неубранная от вчерашнего ужина тарелка с солонкой и с обглоданной косточкой да не валялись хлебные крошки." Весь интерьер был мягкий, сонный, убранный лишь для вида и то с чертами лени и безразличия.