Виюльские вечера и ночи уже не кричат перепела и коростели, не поют в лесных соловьи, не пахнет цветами, но степь все еше прекрасна и полна жизни. едва зайдет солнце и землю окутает мгла, как дневная тоска забыта, все и степь легко вздыхает широкою грудью. как будто от того, что траве не видно в потемках своей старости, в ней поднимается веселая, молодая трескотня, какой не бывает днем; треск, подсвистыванье, царапанье, степные басы, тенора и дисканты1 — все мешается в непрерывный, монотонный гул, под который хорошо вспоминать и грустить. однообразная трескотня убаюкивает, как колыбельная песня; едешь и чувствуешь, что засыпаешь, но вот откуда-то доносится отрывистый, тревожный крик неуснувшей птицы, или раздается неопределенный звук, похожий на чей-то голос, вроде удивленного «а-а! », и дремота опускает веки. а то, бывает, едешь мимо , где есть кусты, и слышишь, как птица, которую степнякизовут сплюком, кому-то кричит: «сплю! сплю! сплю! », а другая хохочет или заливается истерическим плачем — это сова. для кого они кричат и кто их слушает на этой равнине, бог их знает, но в крике их много грусти и пахнет сеном, высушенной травой и запоздалыми цветами, но запах густ, сладко приторен и нежен. сквозь мглу видно все, но трудно разобрать цвет и очертания предметов. все представляется не тем, что оно есть. едешь и вдруг видишь, впереди у самой дороги стоит силуэт, похожий на монаха; он не шевелится, ждет и что-то держит на не разбойник ли это? фигура приближается, растет, вот она поравнялась с бричкой, и вы видите, что это не человек, а одинокий куст или большой камень. такие неподвижные, кого-то фигуры стоят на холмах, прячутся за курганами, выглядывают из бурьяна, и все они походят на людей и внушают подозрение. а когда восходит луна, ночь становится бледной и томной. мглы как не бывало. воздух прозрачен, свеж и тепел, всюду хорошо видно и даже можно различить у дороги отдельные стебли бурьяна. на далекое пространство видны черепа и камни. подозрительные фигуры, похожие на монахов, на светлом фоне ночи кажутся чернее и смотрят угрюмее. чаще и чаще среди монотонной трескотни, тревожа неподвижный воздух, раздается чье-то удивленное «а-а! » и слышится крик неус-нувшей или бредящей птицы. широкие тени ходят по равнине, как облака по небу, а в непонятной дали, если долго всматриваться в нее, высятся и громоздятся друг на друга туманные, причудливые немножко жутко. а взглянешь на бледно-зеленое, усыпанное небо, на котором ни облачка, ни пятна, и поймешь, почему теплый воздух недвижим, почему природа настороже и боится шевельнуться: ей жутко и жаль утерять хоть одно мгновение жизни. о необъятной глубине и безграничности неба можно судить только на море да в степи ночью, когда светит луна. оно страшно, красиво и ласково, глядит томно и манит к себе, а от ласки его кружится голова. едешь час- попадается на пути молчаливый старик курган или каменная баба, поставленная бог ведает кем и когда, бесшумно пролетит над землею ночная птица, и мало- на память приходят степные легенды, рассказы встречных, сказки няньки-степнячки и все то, что сам сумел увидеть и постичь душою. и тогда в трескотне насекомых, в подозрительных фигурах и курганах, в глубоком небе, в лунном свете, в полете ночной птицы, во всем, что видишь и слышишь, начинают чудиться торжество красоты, молодость, расцвет сил и страстная жажда жизни; душа дает отклик прекрасной, суровой родине, и хочется лететь над степью вместе с ночной птицей. и в торжестве красоты, в излишке счастья чувствуешь напряжение и тоску, как будто степь сознает, что она одинока, что богатство ее и вдохновение гибнут даром для мира, никем не воспетые и никому не нужные, и сквозь радостный гул слышишь ее тоскливый, безнадежный призыв: певца! певца! озаглавте

Sanpotion    2   16.07.2019 11:20    0