Вчем смысл открытого финала романа евгений онегин?

Как известно, развязка пушкинского романа в стихах (вернее, основной его сюжетной канвы, заключенной в восьми главах) построена по принципу «анти-финала» ; она перечеркивает все литературные ожидания, определяемые течением сюжета в жанровых рамках романного повествования. Роман завершается внезапно, неожиданно для читателя и даже, как будто, для самого автора:
<...> И здесь героя моего
В минуту, злую для него,
Читатель, мы теперь оставим.
Надолго.. . навсегда. За ним
Довольно мы путем одним
Бродили по свету. Поздравим
Друг друга с берегом. Ура!
Давно б (не правда ли? ) пора!
По логике стандартного романного сюжета, признание героини в любви к герою должно было привести либо к их соединению, либо к драматическим поступкам, прекращающим нормальное течение их жизни (гибель, уход в монастырь, бегство за пределы «обитаемого мира» , очерченного романным пространством, и т. д.) . Но в романе Пушкина за решительным объяснением и признанием Татьяны в любви к Онегину «ничего» не следует («ничего» с точки зрения предуказанной литературной схемы) .
Финал «Онегина» создавался знаменитой Болдинской осенью 1830 года. Пушкин оказался внезапно заперт в Болдино, куда он приехал для устройства своих дел перед женитьбой, холерными карантинами. Накануне очередной решительной перемены в своей жизни, он оказался заключенным в принудительном уединении, в тревожной неизвестности о судьбе невесты, оставшейся в Москве, и друзей.
Подтекст заключительной строфы «Евгения Онегина» отсылает к картине дружеского круга как Тайной Вечери, сходной с той, которая была нарисована в послании к В. Л. Давыдову и в одном из фрагментов десятой главы. Непременным компонентом этого образа является чтение поэтом своих стихов, в качестве «сакрального» текста, утверждающего новое причастие. В десятой главе в этой роли выступают «Ноэли» («Читал свои ноэли Пушкин») ; в заключительной строфе восьмой главы эту роль получают «первые строфы» романа, которые поэт читает своим друзьям.
Этот дружеский пир, «праздник жизни» , был прерван, многие его участники (в их числе В. Л. Давыдов, сосланный в Сибирь) покинули его, не допив свой бокал. Их книга жизни («роман» ) осталась недочитанной, как недочитанным остался для них и роман Пушкина, начало которого создавалось на их глазах. В память об этом прерванном пире-чтении Пушкин и заканчивает теперь свой роман неожиданно, «вдруг» расставаясь со своим героем. Тем самым, роман Пушкина приобретает символическую роль «книги жизни» : его течение и внезапный обрыв символически заключили в себе судьбу «тех» , кто был свидетелем его начала. Эта поэтическая идея придает оттенок «профетического» смысла знаменитым строкам:
<...> И даль свободного романа
Я сквозь магический кристалл
Еще не ясно различал.
(То есть, в то время поэту еще «неясен» был смысл прорицания/пророчества, заключенный в его «книге судьбы») .
В том, что Пушкин отказался от включения своей «хроники» , задуманной в качестве Десятой главы, в состав романа, была определенная композиционная логика. Герои «хроники» незримо присутствуют в заключении «Евгения Онегина» — присутствуют в символическом образе его «прерванного» финала и в словах прощания автора с своим трудом.
«Евгений Онегин» заканчивался в переломное для Пушкина время, накануне резкой перемены в его жизни. В этот момент он бросает ретроспективный взгляд на целую эпоху своей жизни, хронологические рамки которой приблизительно очерчивались временем работы над романом. Поэт как бы последним покидает символическое застолье, расставаясь, вслед за своими собратьями по пиру-причастию, с «праздником жизни» — эпохой 1820-х годов.