Серые сумерки моросили свинцом,
Ухали пушки глухо и тяжко.
Прапорщик с позеленевшим лицом
Вырвал из ножен ржавую шашку.
Прапорщик хрипло крикнул:
— За мной!..—
И, спотыкаясь, вполоборота,
Над загражденьями зыбкой стеной
Выросла, воя, первая рота.
Чтобы заткнуть этот воющий рот,
С неба упали ливни шрапнели.
Смертная оторопь мчала вперед
Мокрые комья серых шинелей.
Черные пропасти волчьих ям
Жадно глотали парное мясо.
Спереди, сзади и по краям
Землю фонтанили взрывы фугасов.
И у последнего рубежа,
Наперерез цепям поределым,
В нервной истерике дробно дрожа,
Сто пулеметов вступили в дело.
Взрывом по пояс в землю врыт,
Посереди несвязного гама,
Прапорщик тонко кричал навзрыд:
— Мама!..
Меня убивают, мама...
Мамочка-а-а...—
И не успел досказать,
И утонул в пулеметном визге.
Огненный смерч относил назад
Клочья расстрелянных в лоб дивизий.
Я считаю, что темой стихотворения является война или битва, так как начинались в процессе стихотворения жестокие, окровавленные и пулемётные сражения.
Серые сумерки моросили свинцом,
Ухали пушки глухо и тяжко.
Прапорщик с позеленевшим лицом
Вырвал из ножен ржавую шашку.
Прапорщик хрипло крикнул:
— За мной!..—
И, спотыкаясь, вполоборота,
Над загражденьями зыбкой стеной
Выросла, воя, первая рота.
Чтобы заткнуть этот воющий рот,
С неба упали ливни шрапнели.
Смертная оторопь мчала вперед
Мокрые комья серых шинелей.
Черные пропасти волчьих ям
Жадно глотали парное мясо.
Спереди, сзади и по краям
Землю фонтанили взрывы фугасов.
И у последнего рубежа,
Наперерез цепям поределым,
В нервной истерике дробно дрожа,
Сто пулеметов вступили в дело.
Взрывом по пояс в землю врыт,
Посереди несвязного гама,
Прапорщик тонко кричал навзрыд:
— Мама!..
Меня убивают, мама...
Мамочка-а-а...—
И не успел досказать,
И утонул в пулеметном визге.
Огненный смерч относил назад
Клочья расстрелянных в лоб дивизий.
Я считаю, что темой стихотворения является война или битва, так как начинались в процессе стихотворения жестокие, окровавленные и пулемётные сражения.