Сжатое изложение все об этом гутарют… надоела ты нам, службица, надоскучила», – улыбаясь, мысленно повторил григорий и тотчас заснул. и как только заснул – увидел сон, снившийся ему и прежде: по бурому полю, по высокой стерне идут цепи красноармейцев. насколько видит глаз – протянулась передняя цепь. за ней еще шесть или семь цепей. в гнетущей тишине приближаются наступающие. растут, увеличиваются черные фигурки, и вот уже видно, как спотыкающимся быстрым шагом идут, идут, подходят на выстрел, бегут с винтовками наперевес люди в ушастых шапках, с безмолвно разверстыми ртами. григорий лежит в неглубоком окопчике, судорожно двигает затвором винтовки, часто стреляет; под выстрелами его, запрокидываясь, красноармейцы; вгоняет новую обойму и, на секунду глянув по сторонам, – видит: из соседних окопов вскакивают казаки. они поворачиваются и бегут: лица их перекошены страхом. григорий слышит страшное биение своего сердца, кричит: «стреляйте! сволочи! куда? ! стой, не » он кричит изо всей силы, но голос его поразительно слаб, еле слышен. ужас охватывает его! он тоже вскакивает, уже стоя стреляет последний раз в немолодого смуглого красноармейца, молча бегущего прямо на него, и видит, что промахнулся. у красноармейца возбужденно-серьезное лицо. он бежит легко, почти не касаясь ногами земли, брови его сдвинуты, шапка на затылке, полы шинели подоткнуты. какой-то миг григорий рассматривает подбегающего врага, видит его блестящие глаза и бледные щеки, поросшие молодой курчавой бородкой, видит короткие широкие голенища сапог, черный глазок чуть опущенного винтовочного дула и над ним колеблющееся в такт бега острие темного штыка. непостижимый страх охватывает григория. он дергает затвор винтовки, но затвор не поддается: его заело. григорий в отчаянии бьет затвором о колено – никакого результата! а красноармеец уже в пяти шагах. григорий поворачивается и бежит. впереди него все бурое голое поле пестрит бегущими казаками. григорий слышит позади тяжкое дыхание преследующего, слышит звучный топот его ног, но убыстрять бег не может. требуется страшное усилие, чтобы заставить безвольно подгибающиеся ноги бежать быстрее. наконец он достигает какого-то полуразрушенного мрачного кладбища, прыгает через поваленную изгородь, бежит между осевшими могилками, покосившимися крестами и часовенками. еще одно усилие, и он но тут топот позади нарастает, звучнеет. горячее дыхание преследователя опаляет шею григория, и в тот же миг он чувствует, как его хватают за хлястик шинели и за полу. глухой крик григорий и просыпается. он лежит на спине. ноги его, сжатые тесными сапогами, затекли, на лбу холодный пот, все тело болит, словно от побоев. «фу ты, черт! » – говорит он сипло, с удовольствием вслушиваясь в собственный голос и еще не веря, что все только что испытанное им – сон. затем поворачивается на бок, с головой укутывается шинелью, мысленно говорит: «надо было подпустить его, отвести удар, сшибить прикладом, а потом уж убегать…» «диковинно, почему во сне это в десять раз страшнее, чем наяву? сроду в жизни не испытывал такого страха, сколько ни приходилось бывать в переплетах! » – думает он, засыпая и с наслаждением вытягивая затекшие ноги.