Евгений Онегин был молодым петербуржцем, на время начала романа ему двадцать шесть лет. Автор описывает коротко его жизнь: он учился «чему-нибудь и как-нибудь», то есть был совершенно не приучен к серьёзной последовательной работе. Но так как от природы он был одарён в достаточной степени, то они всё равно каким-либо образом должны были проявить себя.
Светскую жизнь он начал вести лет в шестнадцать, и очень скоро она ему наскучила, потому что была предсказуема и однообразна. Вместе с тем она в значительной мере развратила Евгения, и без того не привыкшего к напряжению («Но был ли счастлив мой Евгений?»). Лицемерие и холодный флирт убили в нём юношескую мечтательность и романтику, сделали его скучающим циником. Евгений мастерски изображал чувства, чтобы преуспеть в светском обществе («Чем меньше женщину мы любим, / Тем легче нравимся мы ей»). Но став в этой игре виртуозом, достигнув предела, невольно он вышел за него и разочаровался («В большом рассеянье взглянул, / Отворотился — и зевнул»).
Евгений Онегин был молодым петербуржцем, на время начала романа ему двадцать шесть лет. Автор описывает коротко его жизнь: он учился «чему-нибудь и как-нибудь», то есть был совершенно не приучен к серьёзной последовательной работе. Но так как от природы он был одарён в достаточной степени, то они всё равно каким-либо образом должны были проявить себя.
Светскую жизнь он начал вести лет в шестнадцать, и очень скоро она ему наскучила, потому что была предсказуема и однообразна. Вместе с тем она в значительной мере развратила Евгения, и без того не привыкшего к напряжению («Но был ли счастлив мой Евгений?»). Лицемерие и холодный флирт убили в нём юношескую мечтательность и романтику, сделали его скучающим циником. Евгений мастерски изображал чувства, чтобы преуспеть в светском обществе («Чем меньше женщину мы любим, / Тем легче нравимся мы ей»). Но став в этой игре виртуозом, достигнув предела, невольно он вышел за него и разочаровался («В большом рассеянье взглянул, / Отворотился — и зевнул»).