Шекспир "ромео и джульета" как шекспир относиться к меркуцио и парису? вкаких фактах и словах заметно это отношение?

Сделав героем трагедии человека, Шекспир в первую очередь обратился к изображению самого великого человеческого чувства. Если в «Тите Андронике» голос любовного влечения, едва слышный в начале пьесы, был заглушён воплями нечеловеческой ненависти, то в «Ромео и Джюльетте» поэзия любви, которой проникнуто все произведение, приобретает все более могучее звучание по мере приближения финала трагедии. «Пафос Шекспировской драмы «Ромео и Джюльетта», — писал в 1844 году В.Г. Белинский, — составляет идея любви, — и потому пламенными волнами, сверкающими ярким светом звезд льются из уст любовников восторженные патетические речи... Это пафос любви, потому что в лирических монологах Ромео и Джюльетты видно не одно только любование друг другом, но и торжественное, гордое, исполненное упоения признание любви как божественного чувства»1. Проблему любви как важнейшую этическую проблему на первый план выдвинули идеология и искусство Возрождения. О том, что эта проблема волновала Шекспира на всем протяжении его творчества, свидетельствуют и комедии первого периода, и произведения, созданные после 1599 года, и пьесы последнего периода. Однако ранние творения Шекспира несут на себе особую печать, характеризующую средства и постановки проблемы любви в художественном плане. Именно в этих произведениях Шекспир как бы стремится, если можно так выразиться, к эстетическому анализу проблемы любви в чистом виде, не усложняя ее такими побочными этическими аспектами, как ревность, социальное неравноправие, тщеславие и т. п. Особенно наглядный материал в этом смысле дают шекспировские поэмы, написанные незадолго до «Ромео и Джульетты». В них Шекспир создает четыре — правда, неравноценные по художественности исполнения — картины, рисующие различные варианты отношений между мужчиной и женщиной. Краткий анализ этих картин можно провести без учета хронологии опубликования поэм, ибо совершенно очевидно, что во время создания «Венеры и Адониса» и «Обесчещенной Лукреции» поэт руководствовался единым комплексом морально-этических взглядов. Темой первой из этих картин, где в качестве центрального персонажа выступает Лукреция, служит супружеская верность. Симпатии Шекспира к героине, ставшей синонимом идеальной преданности мужу, не могут вызвать никакого сомнения. Достаточно очевидна и моральная оценка Шекспиром того варианта отношений между мужчиной и женщиной, в центре которого стоит Тарквиний. В этом художественном образе Шекспир с возмущением осуждает эгоистическую страсть, крайним и наиболее отвратительным проявлением которой является животная похоть. Обуреваемый такой страстью, Тарквиний почти теряет человеческий облик; не случайно Шекспир так часто сравнивает его с хищниками, называя Тарквиния вороватым и обожравшимся псом, волком, ястребом, совой. Рисуя этот образ, Шекспир не ограничивается утверждением о неразрывной связи эгоистической любви и животного начала. Поэт показывает, что в человеке звериный эгоизм страшнее, чем просто похоть животного. С приближением Тарквиния к удовлетворению вожделения раскрываются все более отвратительные стороны этого характера. В начале голос совести еще пытается остановить Тарквиния; но тоща на плотской страсти приходит лицемерный ум, услужливо подсказывающий Тарквинию, что не он, а красота Лукреции повинна в том, что должно случиться. Оставшись с героиней поэмы с глазу на глаз, он пытается убедить Лукрецию, что покаяние смывает самый черный грех, а проступок, о котором не знают, — все равно, что мысль, не воплощенная в дело. Особенно отталкивающим становится Тарквиний в момент садистского шантажа, когда он угрожает Лукреции, более всего дорожащей своей чистотой, убить ее и положить в постель убитого раба, чтобы после смерти ославить ее доброе имя. Сложнее и тоньше оценивает Шекспир третий вариант отношений, которые могут возникнуть между мужчиной и женщиной, — отказ от любви, воплощенный в образе Адониса. Утверждая свою точку зрения в споре с Венерой, Адонис пользуется аргументами двоякого рода. Один из них — это мысль о том, что истинной любви на земле вообще не существует, она на небесах, а на земле лишь похоть (793—794). В словах Адониса явственно слышится отголосок мистической моральной проповеди средневековья, взятой на идейное вооружение английскими пуританами конца XVI века. Но Венера не может добиться победы над Адонисом не только и не столько потому, что ей не удается вырвать целомудренного героя из объятий наносного мистического аскетизма. Адонис вооружен и другим аргументом: он любит только самого себя и опасается, что, вкусив любовь к женщине слишком рано, он, как без времени раскрытый бутон, завянет, не распустившись. Конечно, наивный эгоизм Адониса бесконечно далек от эгоистической похоти Тарквиния.