в своих диалогах генералы говорят о еде и о вещах самых простых: о том, что «человеческая пища, в первоначальном виде, летает, плавает и на деревьях растёт», «отчего солнце прежде восходит, а потом заходит, а не наоборот», о том, как найти запад и восток. разговоры генералов показывают их полное невежество. найдя мужика, который «от работы отлынивает», они сначала набросились на него с руганью: «негодованию генералов предела не было», — но затем сменили гнев на милость. об этой милости писатель говорит с горькой иронией: « … напёк столько разной провизии, что генералам пришло даже на мысль: «не дать ли и тунеядцу частичку? »»
радость генералов от «усердия» «любезного друга» сменилась новой милостью: они привязали мужика верёвкой к дереву, «чтоб не убёг». и, наконец, самая большая милость, на которую они были способны, — выслали они мужику «рюмку водки да пятак серебра: веселись, мужичина! ». автор хочет этим сказать, что люди, которые сами не трудились, не способны оценить, что такое настоящий труд. писатель хочет подчеркнуть несправедливость отношения правящих кругов к трудовому народу.
автор смеётся и над генералами, и над мужиком, но смех этот разный, он выражает различное отношение автора к своим героям. над генералами писатель смеётся зло, дажеиздевается над их , неспособностью к действию и в то же время над их самомнением, над сознанием важности собственного существования. салтыков-щедринпоказывает, как близко под тонким слоем цивилизованности лежит у них звериный инстинкт.
отношение автора к «мужичине» совершенно иное. салтыков-щедрин восхищается его способностью выполнять любую работу в самых тяжёлых условиях, его изобретательно-стью и настойчивостью, и в то же время словно недоумевает, глядя на его покорность и безропотность: как можно дать привязать себя той верёвкой, которую ты сам свил? как можно позволить истинным тунеядцам ругать себя за лень и безделье, и в то же время кормить и поить их? истинная горечь звучит в заключительных словах «повести … »: «однако и об мужике не забыли: выслали ему рюмку водки да пятак серебра: веселись, мужичина! » этот смех можно назвать смехом сквозь слёзы. и тех и других.
в своих диалогах генералы говорят о еде и о вещах самых простых: о том, что «человеческая пища, в первоначальном виде, летает, плавает и на деревьях растёт», «отчего солнце прежде восходит, а потом заходит, а не наоборот», о том, как найти запад и восток. разговоры генералов показывают их полное невежество. найдя мужика, который «от работы отлынивает», они сначала набросились на него с руганью: «негодованию генералов предела не было», — но затем сменили гнев на милость. об этой милости писатель говорит с горькой иронией: « … напёк столько разной провизии, что генералам пришло даже на мысль: «не дать ли и тунеядцу частичку? »»
радость генералов от «усердия» «любезного друга» сменилась новой милостью: они привязали мужика верёвкой к дереву, «чтоб не убёг». и, наконец, самая большая милость, на которую они были способны, — выслали они мужику «рюмку водки да пятак серебра: веселись, мужичина! ». автор хочет этим сказать, что люди, которые сами не трудились, не способны оценить, что такое настоящий труд. писатель хочет подчеркнуть несправедливость отношения правящих кругов к трудовому народу.
автор смеётся и над генералами, и над мужиком, но смех этот разный, он выражает различное отношение автора к своим героям. над генералами писатель смеётся зло, дажеиздевается над их , неспособностью к действию и в то же время над их самомнением, над сознанием важности собственного существования. салтыков-щедринпоказывает, как близко под тонким слоем цивилизованности лежит у них звериный инстинкт.
отношение автора к «мужичине» совершенно иное. салтыков-щедрин восхищается его способностью выполнять любую работу в самых тяжёлых условиях, его изобретательно-стью и настойчивостью, и в то же время словно недоумевает, глядя на его покорность и безропотность: как можно дать привязать себя той верёвкой, которую ты сам свил? как можно позволить истинным тунеядцам ругать себя за лень и безделье, и в то же время кормить и поить их? истинная горечь звучит в заключительных словах «повести … »: «однако и об мужике не забыли: выслали ему рюмку водки да пятак серебра: веселись, мужичина! » этот смех можно назвать смехом сквозь слёзы. и тех и других.