Однажды вечером, когда несколько офицеров сидели у него (у Владимира) , развалившись по диванам и куря из его янтарей, Гриша, его камердинер, подал ему письмо, коего надпись и печать тотчас поразили молодого человека. Он поспешно его распечатал и прочел следующее:
ГОСУДАРЬ ТЫ НАШ, ВЛАДИМИР АНДРЕЕВИЧ, - Я, ТВОЯ СТАРАЯ НЯНЬКА, РЕШИЛАСЬ ТЕБЕ ДОЛОЖИТЬ О ЗДОРОВЬИ ПАПЕНЬКИНОМ! ОН ОЧЕНЬ ПЛОХ, ИНОГДА ЗАГОВАРИВАЕТСЯ, И ВЕСЬ ДЕНЬ СИДИТ КАК ДИТЯ ГЛУПОЕ - А В ЖИВОТЕ И СМЕРТИ БОГ ВОЛЕН. ПРИЕЗЖАЙ ТЫ К НАМ, СОКОЛИК МОЙ ЯСНЫЙ МЫ ТЕБЕ И ЛОШАДЕЙ ВЫШЛЕМ НА ПЕСОЧНОЕ. СЛЫШНО, ЗЕМСКИЙ СУД К НАМ ЕДЕТ ОТДАТЬ НАС ПОД НАЧАЛ КИРИЛУ ПЕТРОВИЧУ ТРОЕКУРОВУ - ПОТОМУ ЧТО МЫ-ДСКАТЬ ИХНИЕ, А МЫ ИСКОНИ ВАШИ, - И ОТРОДУ ТОГО НЕ СЛЫХИВАЛИ. - ТЫ БЫ МОГ ЖИВЯ В ПЕТЕРБУРГЕ ДОЛОЖИТЬ О ТОМ ЦАРЮ-БАТЮШКЕ, А ОН БЫ НЕ ДАЛ НАС В ОБИДУ. - ОСТАЮСЬ ТВОЯ ВЕРНАЯ РАБА, НЯНЬКА ОРИНА ЕГОРОВНА БУЗЫРЕВА.
ПОСЫЛАЮ МОЕ МАТЕРИНСКОЕ БЛАГОСЛОВЕНИЕ ГРИШЕ, ХОРОШО ЛИ ОН ТЕБЕ СЛУЖИТ? - У НАС ДОЖДИ ИДУТ ВОТ УЖО ДРУГА НЕДЕЛЯ И ПАСТУХ РОДЯ ПОМЕР ОКОЛО МИКОЛИНА ДНЯ.
Владимир Дубровский несколько раз сряду перечитал сии довольно бестолковые строки с необыкновенным волнением. Он лишился матери с малолетства и, почти не зная отца своего, был привезен в Петербург на 8-м году своего возраста - со всем тем он романически был к нему привязан, и тем более любил семейственную жизнь, чем менее успел насладиться ее тихими радостями. Мысль потерять отца своего тягостно терзала его сердце, а положение бедного больного, которое угадывал он из письма своей няни, ужасало его. Он воображал отца, оставленного в глухой деревне, на руках глупой старухи и дворни, угрожаемого каким-то бедствием и угасающего без в мучениях телесных и душевных. Владимир упрекал себя в преступном небрежении. Долго не получал он от отца писем? и не подумал о нем осведомиться, полагая его в разъездах или хозяйственных заботах. Он решился к нему ехать и даже выдти в отставку, если болезненное состояние отца потребует его присутствия. Товарищи, заметя его беспокойство, ушли. Владимир, оставшись один, написал об отпуске - закурил трубку и погрузился в глубокие размышления. Тот же день стал он хлопотать об отпуске и через 3 дня был уж на большой дороге
ГОСУДАРЬ ТЫ НАШ, ВЛАДИМИР АНДРЕЕВИЧ, - Я, ТВОЯ СТАРАЯ НЯНЬКА, РЕШИЛАСЬ ТЕБЕ ДОЛОЖИТЬ О ЗДОРОВЬИ ПАПЕНЬКИНОМ! ОН ОЧЕНЬ ПЛОХ, ИНОГДА ЗАГОВАРИВАЕТСЯ, И ВЕСЬ ДЕНЬ СИДИТ КАК ДИТЯ ГЛУПОЕ - А В ЖИВОТЕ И СМЕРТИ БОГ ВОЛЕН. ПРИЕЗЖАЙ ТЫ К НАМ, СОКОЛИК МОЙ ЯСНЫЙ МЫ ТЕБЕ И ЛОШАДЕЙ ВЫШЛЕМ НА ПЕСОЧНОЕ. СЛЫШНО, ЗЕМСКИЙ СУД К НАМ ЕДЕТ ОТДАТЬ НАС ПОД НАЧАЛ КИРИЛУ ПЕТРОВИЧУ ТРОЕКУРОВУ - ПОТОМУ ЧТО МЫ-ДСКАТЬ ИХНИЕ, А МЫ ИСКОНИ ВАШИ, - И ОТРОДУ ТОГО НЕ СЛЫХИВАЛИ. - ТЫ БЫ МОГ ЖИВЯ В ПЕТЕРБУРГЕ ДОЛОЖИТЬ О ТОМ ЦАРЮ-БАТЮШКЕ, А ОН БЫ НЕ ДАЛ НАС В ОБИДУ. - ОСТАЮСЬ ТВОЯ ВЕРНАЯ РАБА, НЯНЬКА ОРИНА ЕГОРОВНА БУЗЫРЕВА.
ПОСЫЛАЮ МОЕ МАТЕРИНСКОЕ БЛАГОСЛОВЕНИЕ ГРИШЕ, ХОРОШО ЛИ ОН ТЕБЕ СЛУЖИТ? - У НАС ДОЖДИ ИДУТ ВОТ УЖО ДРУГА НЕДЕЛЯ И ПАСТУХ РОДЯ ПОМЕР ОКОЛО МИКОЛИНА ДНЯ.
Владимир Дубровский несколько раз сряду перечитал сии довольно бестолковые строки с необыкновенным волнением. Он лишился матери с малолетства и, почти не зная отца своего, был привезен в Петербург на 8-м году своего возраста - со всем тем он романически был к нему привязан, и тем более любил семейственную жизнь, чем менее успел насладиться ее тихими радостями.
Мысль потерять отца своего тягостно терзала его сердце, а положение бедного больного, которое угадывал он из письма своей няни, ужасало его. Он воображал отца, оставленного в глухой деревне, на руках глупой старухи и дворни, угрожаемого каким-то бедствием и угасающего без в мучениях телесных и душевных. Владимир упрекал себя в преступном небрежении. Долго не получал он от отца писем? и не подумал о нем осведомиться, полагая его в разъездах или хозяйственных заботах.
Он решился к нему ехать и даже выдти в отставку, если болезненное состояние отца потребует его присутствия. Товарищи, заметя его беспокойство, ушли. Владимир, оставшись один, написал об отпуске - закурил трубку и погрузился в глубокие размышления.
Тот же день стал он хлопотать об отпуске и через 3 дня был уж на большой дороге